Впрочем, Жану тоже было не под силу пробить чёрную броню герцогских доспехов, на диво гибкую и в то же время прочную. Для человека столь сильного физически, как Карл, она была не тяжела, и он чувствовал себя в латах вполне удобно.
Жан первым нарушил обычай, и теперь каждый считал, что вправе последовать его примеру. Рыцари, окружавшие бойцов, обнажили мечи и заполнили всё свободное пространство.
Французы и бургундцы, все без исключения, возобновили общую схватку. В первый момент они перемешались между собой, и дрожащий от волнения Анри со своего холма не мог разобрать, что случилось.
Он предпринял два шага — оба были хорошо продуманы. Он велел произвести артиллерийский залп по центру основной позиции неприятеля. Ядра разорвались у бургундцев прямо над головами, сея среди них ужас, смятение и смерть. За этим залпом последовал второй, причём Анри приказал поднять жерла пушек так высоко, как это только возможно — и ядра улетели за пределы поля брани. Однако не в людей целились на этот раз артиллеристы Леклерка. Снаряды легли рядом с сотнями лишившихся ноши лошадей, причём так, что, разорвись они хоть на дюйм ближе, животные погибли бы. Стуча тяжёлыми подковами и звеня боевыми стальными пластинами с острыми шипами, несчастные скакуны взвились на дыбы и галопом помчались по направлению к бургундскому тыну, сокрушая на своём пути всё и вся и своей безотчётной паникой неимоверно усугубляя всеобщее смятение.
А затем и итальянцы с диким гиканьем ринулись на врага, потрясая отравленным оружием, так что сквозь человеческие вон ли, сквозь ржание обезумевших лошадей и гром пушек никто не мог расслышать ещё одного звука — ровного монотонного жужжания стрелы, пущенной из савойского арбалета. Никто не мог слышать, как она летит, кроме того, чья живая плоть прервала тот полёт; и для многих сотен воинов, из тех, кто в тот день услышал, как она вонзается в их бренное тело, то был последний звук на этом свете.
Глядя вниз с холма, Анри Леклерк не мог не отметить некоторых важных тактических перемен в ходе битвы. Его сын Жан, оттёртый своими и вражескими солдатами от герцога Карла, медленно возвращался сквозь кипение боя в безопасный тыл, поддерживая под руку принца де Фуа, который, казалось, был ранен. Один из вождей, таким образом, выбывал из строя. Король же, восстановив порядок в наиболее слабом звене французской боевой линии, похоже, настроен был удерживать его. И что самое главное, бургундцы, хоть их ряды и удалось сильно расстроить, численно всё ещё превосходили королевское войско вдвое.
Все эти факты вместе подсказали решение. Монтлери ещё не вылилось в катастрофу, но математический расчёт и трезвая оценка событий говорили не в пользу французов. Затянуть это кровопролитие значило проиграть сражение, а проиграть сражение значило для Людовика потерять корону. Наставником Анри, как и короля, был брат Жан, и его дух в эти минуты, казалось, витал поблизости. Леклерк всегда ощущал его незримое присутствие, когда воздух наполнялся запахом горящего пороха, запахом, который брат Жан так ненавидел. В мозгу генерала вспыхнул отрывок из Священного Писания. Божественно звучали эти слова в устах брата Жана, но теперь ему вспомнилось только то, что применимо к битве. Время убивать проходит, и наступает время залечивать раны.
И вот сейчас наступило время остановить смертоубийство и спасти дело короля, спасти то, что ещё не поздно спасти. Пора закончить эту жаркую сечу — только бы удалось осуществить этот самый трудный из всех военных манёвров. Ведь всегда легче ввязаться в драку, чем выйти из неё. Выводить в должном порядке своих солдат из рукопашной схватки всё равно что пытаться, не распутывая, разделить два причудливо переплетённых между собой мотка верёвки. Но всё-таки это возможно, если не терять голову и сохранять спокойствие. Это возможно, тем более для образцово-дисциплинированной армии, такой, как королевская. С этой минуты каждый курьер, который мчался вниз с холма, к войскам, сначала на один фланг, потом на другой, вёз приказ прекратить бой и организованно отойти. Одним только управляемым швейцарцам первого сигнала к отступлению оказалось недостаточно — они настаивали на подтверждении того, что им выплатят всё жалованье. Получив это подтверждение, они тут же, ухмыляясь и перемигиваясь, начали отход. Каких только чудес не встретишь на службе у сумасбродного французского кори ля. На этот раз им готовы платить за то, что они не отдают за него жизнь.