Король-паук

Готовясь к встрече, король не забыл о своём церковном престиже. Во Франции был один высокий прелат, кардинал Балю, обязанный своим положением в церковной иерархии исключительно расположению короля. Кардинал Балю усердно пытался наладить взаимопонимание между королём и герцогом Карлом, и Людовик решил включить его в свою свиту на переговорах. Балю был умён, красноречив, умел убеждать, и, конечно, немалое значение имел окружавший его ореол величия и авторитета великого иерарха церкви.

Людовик не преминул заручиться гарантиями своей личной безопасности, которые герцог Карл прислал на имя кардинала Балю.

— Нет ничего яснее, — сказал кардинал, — вот послушайте, ваше величество, что он пишет: «Приезжайте, живите как пожелаете, к собственному удовольствию, в полной безопасности. Можете въезжать и выезжать сколько хотите, без всяких препятствий или помех, Вам не причинят никакого вреда независимо от того, что было между нами прежде и может случиться в будущем».

— Я бы хотел, чтобы он это облёк в форму клятвы, — пробормотал Людовик.

— Но ваше величество, конечно, не сомневается в слове чести герцога!

— Слишком часто мне приходилось расплачиваться за доверчивость, ваше высокопреосвященство.

Не забыл Людовик и о знатных вельможах, которые были теперь преданы королю. Их тоже включили в свиту.

И о своём лекаре, который будет следить за его здоровьем.

Он не забыл ничего. Кавалькада, выехавшая из Парижа к Перонну, представляла все те звенья, из которых складывалась его власть и сила: феодальную знать, современную артиллерию, непререкаемый авторитет церкви, преданную гвардию плюс фанатически преданного личного врача.

Людовик рассудил, что английская угроза, столь серьёзная в данный момент, обязательно сохранится. Сейчас, конечно, английский король ещё силён, но продолжается война Белой и Алой розы, и английский трон мог перейти от короля Эдуарда к королю Генриху из-за одной лишь плохо продуманной битвы.

Два короля сражались из-за английской короны уже несколько лет. Если судьба обернётся против Эдуарда, Бургундия потеряет союзника, и Франция освободится от этого традиционного врага. Людовик мог привести в пример свой собственный опыт, в котором периоды, когда власть его была сильна, сменялись периодами её ослабления, чтобы доказать герцогу Карлу, что слепая вера не гарантирует устойчивости тронов. Карл был не глуп, а Филипп де Комин был чертовски проницателен; не так уж невозможно убедить их. Но уж если случится худшее, могущественная французская армия, выставленная на всеобщее обозрение, произведёт нужное впечатление. Французские пушки у стен Перонна будут выглядеть более убедительно, чем британские, — бог знает где, за Ла-Маншем. Эти здравые рассуждения ободрили короля, хотя он и не преуменьшал возможные трудности. Ведь Карл, несомненно, потребует больших уступок. Людовик понятия не имел о том, какими они будут, но был готов пойти на них в разумных пределах. Как и всё, что касалось этой встречи, продвижение французской армии было тщательно продумано, чтобы произвести наибольшее впечатление на герцога Карла. Бросок от Парижа до окрестностей Перонна будет совершён молниеносно, чтобы продемонстрировать Карлу мобильность французской армии. А затем начнётся неторопливое продвижение к самому городу, с королём и кардиналом во главе, под развевающимся на ветру королевским штандартом и свисающей с крестовины гигантской кардинальской хоругвью. Вымпелы будут красоваться на копьях принцев Лилии, закованных в изукрашенные латы, с плюмажами на поводьях. Серебряные трубы заглушат бургундские фанфары — словом, всё пышное феодальное шествие, которое герцог Карл так любил и уважал. Артиллерия же будет замыкать процессию.

Бросок войск от Парижа проходил тёплым осенним днём, и командование им было осуществлено блестяще... В ночь на седьмое армия разбила лагерь за три мили от Перонна, чтобы дождаться утра и двинуться к городу медленным церемониальным маршем. Король удалился в свою палатку весьма довольным.

Ночью разразилась буря, пришедшая с далёкой Атлантики, с грохотом пронеслась она над долиной Соммы, пролившись ледяным зимним дождём над всеми северными провинциями Франции. Людовик слышал, как град стучал по крыше палатки. Проклиная превратности погоды, решил приказать учёным мужам из Парижа исследовать причины возникновения града, и, хмуро усмехнувшись при мысли о том, сколь трудные задачи он ставит порой перед людьми, он набросил плащ и вышел наружу, чтобы узнать, велик ли ущерб, причинённый бурей. Он хотел сам проследить, прикрыт ли порох от дождя, убраны ли флаги в водонепроницаемые чехлы — дабы они не полиняли. Он не мог позволить ни того, чтобы его армия выглядела убого, ни того, чтобы пушки давали осечки. Слишком много было поставлено на карту.

Пушки были должным образом защищены, обслуга уже смазывала их жиром. Парусину аккуратно натянули над повозками с порохом. Анри улыбнулся:

— Неужели ваше величество мне не доверяет?

— Монсеньор де Монфор, — строго сказал король. — Я никому не доверяю. Особенно в подобной ситуации.