Но ему не пришлось просить мира. В лагерь прискакал швейцарский гонец с белым флагом и опущенным копьём и сообщил, что власти города желают начать переговоры. Людовик тут же изменил свои намерения и потребовал возмещения понесённого ущерба, провизии для остатков своего войска и заложников, которые обеспечат неприкосновенность его воинов на время отступления.
«Чёрт побери! — пробормотал Людовик, когда всё это было обещано. — Я думаю, что мог бы потребовать и ключи от города, но что бы я с ними делал в этой ледяной стране?» Он удивился тому, с какой силой начала пульсировать кровь в висках от этого резкого и холодного воздуха. Каждую ночь он надевал шляпу и всегда обматывал голову тёплым шерстяным шарфом. Никогда раньше мороз не действовал на него так странно. Эта земля с её величественными ущельями, бездонными пропастями и горами, что возвышаются, словно башни, среди снегов, не нравилась ему. Напротив, он чувствовал всё нарастающее раздражение и упадок сил. Да, нет пределов человеческому падению, воистину нет.
До того как французские войска достигли пределов Франции, он узнал, что действительно мог взять Базель. Защитники города погибли под его стенами, все до единого. Город был застигнут врасплох, и его жители, подобно спартанцам при Фермопилах, ответили на вызов и достойно приняли смерть на поле брани.
— Когда-нибудь, если это будет возможно, я найму к себе на службу этих швейцарцев. Они бедны, но умеют храбро умирать.
Когда-нибудь, когда я буду богат — если я буду богат, когда я буду королём — если я буду королём...
— Вы будете королём, Людовик, — промолвил брат Жан.
— Мой друг и духовник, — улыбнулся дофин, — уж не даёте ли вы мне своё благословение?
По мере того как горы и расщелины оставались позади, а равнины Франции приближались, на душе у него становилось легче. И, к удивлению своему, он осознал, что перед его внутренним взором встаёт облик жены, с голубыми глазами и иссиня-чёрными волосами.
Людовик возвратился в Париж триумфатором. Рукоплескания народа были не в новинку, им всегда нравился наследник престола, который одевался так же просто, как они, и никогда не боялся уронить своё достоинство, разговаривая с ними — сколь бы низкого происхождения ни были его собеседники. Но приём, оказанный ему отцом, несколько обескуражил его и даже на какой-то момент обезоружил.
— Людовик, мальчик мой! Не только я, но и весь мой совет: Дюнуа, Шабанн, Кер, Бюро, Ксенкуань, де Брезе — все восхищаются тобой. Добро пожаловать домой!
Видя такое радушие, Людовик решился вскользь напомнить королю о разорвавшейся пушке. Тот недовольно поморщился, но почёл за благо просто сменить тему: ведь произошёл несчастный случай, и виноват в нём, по мнению Карла, был Анри Леклерк, который не сумел предупредить опасность.
— В твоей натуре это — единственная «королевская» черта, Людовик. Ты слишком подозрителен. Да и кому могло понадобиться убивать тебя?
Людовик посмотрел на него, но король тут же заговорил о другом.
— Я слышал, что ты мог взять Базель, — произнёс он с лёгким укором в голосе. — Не то чтобы ты действовал неверно, напротив, ты действовал совершенно правильно. Но «мясников» всё ещё слишком много. Я считаю, тебе надо немедленно выступить в новый поход против швейцарцев.
— От них осталось не более половины. Это избиение французов их собственным дофином зашло слишком далеко. Назначьте им пенсии, выделите небольшие земельные участки, разобщите их, и тем вы их ослабите. Поселите одних в одной провинции, других — в другой. В своё время Цезарь именно так поступил со своими ветеранами.
Карл зевнул, и Людовик понял, что государственная мудрость Цезаря не особенно интересует его царственного отца.
— Нет, — сказал король, — «мясники» слишком опасны. Так полагает мой совет. Всякий, кто опасен для королевства, должен быть безжалостно уничтожен.
— Всякий, кто опасен, сир?
— О, да, клянусь Богом, именно так!
— А вы никогда не подумывали о правлении без вашего совета?
— Слава Богу, нет. Как бы мог?
Действительно, как?
— Отец, я хотел бы немного отдохнуть и побыть с Маргаритой.
— Ах, вот ты о чём. Что ж, это вполне естественно в твоём положении. Она так верна, так преданна тебе, в твоё отсутствие никогда даже не взглянет на кого-нибудь из поклонников. За это я могу поручиться. Как она, должно быть, встретила тебя... я даже представить себе этого не могу.
Зрачки Людовика сузились.
— Отдохнуть, конечно... — продолжал король. — Было бы забавно, если бы у тебя родился сын, не правда ли, — в один год появляются на свет и сын, и брат дофина! Ты ведь знаешь, что твоя мать снова беременна? — В глазах Карла VII блестел лицемерный огонёк.