В нескольких десятках локтей от мастерской из урн с пеплом Фениксов донесся глухой рокот. Фениксийцы остановились и оглядели постройку, воздвигнутую в сердце пустыни.
Высокие стены из серого камня с черными, словно после пожара, отметинами образовывали нечто вроде пирамиды. Три красные башенки, напоминавшие Алые Башни в миниатюре, возвышались на каждом из углов. Они словно вырастали из земли, чтобы защитить главное здание.
В стене, обращенной к путникам, виднелась темная железная треугольная дверь. Повсюду, на различной высоте, были сделаны амбразуры.
Коум и Мэл приблизились к двери, но не успели постучать, как она, скрипнув, приоткрылась.
Из темноты выдвинулся подросток с обритой головой, облаченный в монашеское одеяние из грубошерстной ткани, хорошо знакомое прибывшим. Уставясь на двух фениксийцев в плащах, покрытых белой пылью, он широко раскрыл глаза и пробормотал:
— Коум! Мэл! Вы… вы здесь!
Внутри пирамиды раздались приветственные возгласы. Фениксийцы обнялись, прежде чем углубиться в темень мастерской.
Эзра почтительно погладил голову Единорога и бросил бдительный взгляд на окрестности. Ветер гулял по гребням холмов. Солнце опаляло белую долину.
Очевидно, вокруг никого не было.
Тем не менее Эзра мог поклясться, что в воздухе чувствовался тошнотворный запах. Или то был запах дурных воспоминаний? Он предпочитал оставаться настороже.
Муэдзин медленно направился к входу в пирамиду, ведя за собой Единорога.
«У опасности нет тени», — гласила ликорнийская пословица.
Мастерская оказалось всего-навсего огромной кузницей. Коум и его спутники, вкусив заслуженного отдыха, отправились осматривать помещение в сопровождении Женка, главы первого отряда, покинувшего Башню Альдаранша. Придя в мастерскую, они составили здесь урны с пеплом Фениксов и приступили к ритуалу Возрождения — правда, слишком поспешно, так как два фениксийца при этом погибли. И кузница вновь заработала К счастью, мэтры оставили здесь большие запасы металла. Таким образом они скоро смогли приступить к выплавке новых мечей, и теперь Мэл и его собратья с бьющимся сердцем смотрели на великолепные клинки, жаждавшие крови харонцев.
Кроме нескольких келий — убогого жилья членов лиги — и кладовой с провизией в пирамиде были только очаги, печи, камины с текстами Завета и мастерские, где днем и ночью раздавался стук молотов. От самого верха до каменного пола текли струи расплавленной стали, и ее ярко-алого света было достаточно, чтобы осветить это каменное убежище и изнуряющую работу юных кузнецов.
Мастерская была устроена мэтрами на случай, если в военное время понадобится производить оружие в большом количестве, в более укромном месте, нежели Алые Башни в разных королевствах. Юные подмастерья догадывались, что в Миропотоке скрыты и другие такие кузницы.
В сердце здания находился зал с толстыми стенами, где были поставлены урны со Священным Пеплом и где происходили ритуалы Возрождения. Эзра старался держаться от него подальше, отчасти из-за благоговейного страха, отчасти потому, что Адаз объяснил ему, что Возрождение огненных Хранителей крайне опасно для непосвященных. Пробуждающийся Феникс сразу же чувствовал присутствие постороннего человека и, поддавшись инстинкту, мог испепелить самозванца на месте.
Муэдзин с нескрываемым удивлением смотрел на подростков, проводивших столь опасные ритуалы, и его грудь наполнялась гордостью за них. Вообще присутствие ликорнийца в Башне стало предметом горячих споров среди фениксийцев: некоторые упрямо отказывались допустить непосвященного до тайн, тщательно охранявшихся лигой на протяжении многих поколений. Но Коум, Мэл и Адаз сумели противостоять этой враждебности.
— Разве Сын Волн не велел нам давать огненные клинки всем, кто этого пожелает? — яростно взывал Мэл.
— Он сказал, что следует продавать их почти даром, — поправил Коум.
— Но уж конечно, не пускать первого встречного в Алую Башню! — взорвался один из кузнецов.
Мэл тотчас же схватился за меч и, вызвав изумление товарищей, направил острие на горло мальчика, бывшего на два или три года старше его.
— Послушай, — яростно выплюнул он, — и все остальные тоже, слушайте меня внимательно. Мы — последние из фениксийцев, если мы исчезнем, исчезнет и Завет. Сейчас Завет — это то, что мы захотим из него сделать. Чем нам может помочь наше учение? Идет война, и учение наставников должно служить победе!
Перед своими оцепеневшими братьями Мэл проявил себя как настоящий вождь, как воин, рожденный, чтобы командовать войском. Коум вновь подумал, что постоянная близость меча очень повлияла на этого двенадцатилетнего мальчика. Неизбежность битвы стала его навязчивой мыслью. Более того: Мэл выбрал свою судьбу. Трагическую, запорошенную пеплом, как тяжелый воздух в кузнице, кровавую, как цвет расплавленного металла, алеющего на стенах.