Она вздохнула от досады и подумала о Януэле, бившемся в ее сердце. Она воплотилась в его теле, приведя в действие магию Волны, чтобы уподобить его тело своему и заменить его собой. Как когда-то она дала ему жизнь, так теперь он, в свою очередь, позволил ей возродиться, чтобы исполнить волю народа Волн. С недавних пор она ощущала шепот его присутствия и далекое эхо Феникса. Хранитель пробуждался и вновь погружался в сон, укачиваемый голосом своего хозяина. Иногда она прислушивалась к ним, радуясь, что они понимают друг друга, как никогда. Вынужденное заточение, к которому приговорила мать, приблизило Януэля к Фениксу, разделявшему ту же участь, — они оба теперь жили в ее сердце.
Мать Волн прижала руку к груди, словно пытаясь ощутить их в своем теле, желая обратиться к ним, чтобы сказать, как ей хочется, чтобы, несмотря на сложившуюся ситуацию, они оба выжили в грядущих испытаниях.
Прикоснувшись к волосам, она убрала капризный локон, свесившийся на плечо. С момента Воплощения она заплетала косы, укладывая их на голове как корону. Она была в том же платье, в каком явилась своему сыну, но босиком.
Женщина взглянула на угрожающую тень королевской крепости и инстинктивно коснулась меча, висевшего у нее за спиной. Когда меч Сапфира засверкал в темноте, ее бирюзовые глаза потемнели.
На священном лезвии длиной в два с половиной локтя играли темно-синие отливы. Загибаясь в конце, оно черпало свою мощь в венах, проходивших от эфеса до самого острия. Мать Волн медленно сомкнула пальцы вокруг резного эфеса. Разящий Дух тотчас отозвался в сознании своего хозяина звуком знакомого голоса:
—
— Никаких… Просто мне было необходимо тебя услышать.
—
— Нет, только страх…
—
Матери Волн нравился игривый тон, которым разговаривал с ней Дух. Перед тем как передать меч капитану Соколу, она долго тренировалась, чтобы в совершенстве овладеть всеми гранями мощи меча. Сомнения, которые она испытывала вначале, рассеялись по мере того, как Разящий Дух раскрывал ей свои тайны. Меч позволял овладеть столь необычной и сложной техникой поединка, что Мать Волн отбросила все сомнения, безоговорочно покорившись ему.
Окрестности, понемногу терявшие прозрачность, вскоре погрузились в кромешную темноту. Так всегда начиналось взаимное проникновение: меч сливался со своим носителем. Чтобы орудовать мечом, следовало стать незрячим.
Затем в темноте возникли звуки, в обычное время не различимые человеческим ухом. Малейшее потрескивание дерева, шелест ткани, неслышно ползущее насекомое. Звуки обострялись, усиливаемые Разящим Духом.
Меч, рожденный на поле битвы Истоков, оставлял своему хозяину единственное измерение — звуковое, где по временам раздавалось эхо старинных сражений. Огромные потрясения, ужасающие крики Хранителей оставили здесь и там резонанс в виде призраков — коротких созвучий, которые нужно было уметь расшифровывать, чтобы погрузиться в них и, воспользовавшись их мощью, придать ритм своим движениям. Матери Волн понадобилось множество попыток, чтобы слить мелодию собственного стиля с мелодией призрачных созвучий и таким образом увеличить ярость и пыл натиска.
Ей это удалось, и теперь в некоторых случаях она могла ударить с мощью Хранителя. Сейчас она внимательно вслушивалась в океан звуков. Помимо шумового фона самой террасы и звуков, доносившихся с улицы, она различила резонанс трех мелодий прошлого, действовавших в ее состоянии словно бальзам.
Пора было активизироваться. Начать все сначала, найти брешь, которая позволила бы ей проникнуть в королевскую крепость.
— Я не выпущу тебя из рук, — сказала она.
—
— Идиот… — произнесла она с заговорщической улыбкой.
—
— Это уже непристойно.
—
— Тебе придется довольствоваться моими руками.
—
Дух знал, что она ценит его провокации и что только так он может унять ее тревогу. Он уже собирался добавить еще что-нибудь в том же духе, как вдруг она выдохнула:
— Ты ничего не слышал?
— Нет.
Она различила размеренные шаги. Громкий звук, ворвавшийся, словно фальшивая нота, в поскрипывающую мелодию старого дерева. Она сосредоточилась, чтобы попытаться снова уловить его, но ничего не услышала.
—