Необычное молчание царило в Алебастровом Зале. Каменный пол, по которому когда-то шагали властители в тяжелых доспехах, был покрыт толстым слоем пыли. Через стрельчатые окна в зал проникал слабый свет вечных сумерек. Нервюры свода, лишенные факелов, походили на темный лишайник василискских лесов.
На фоне общей апатии, охватившей крепость, выделялся лишь царский трон. В подлокотники трона были вмонтированы жаровни, в которых потрескивал огонь, отбрасывавший киноварные отблески на темные углы. Трон плавно переходил во внушительных размеров позвоночник Тараска, едва видный в темноте. Его остов опускался из свода, словно костистый язык, на кончике которого и уместился трон, на высоте двадцати локтей от пола. При свете, отбрасываемом углями, бронза блестела, как одинокая звезда.
У входа в зал стояла женщина. Ее силуэт виднелся между створок бронзовой двери, которой заканчивалась дорога Слоновой Кости, основополагающая ось королевства. Перед ней простиралась тысяча каменных плит черного и белого цвета, которые обозначали места властителей во время королевского совета.
Усталость сильно изменила утонченное лицо Матери Волн. Ее щеки были мертвенно-бледны, рот был похож на пламенеющую запятую, а в глазах читалось странное успокоение. На ней было разорванное шерстяное платье цвета охры, которое открывало ее стройные бедра и гибкие ноги, созданные Волнами. На ее плечи падали пряди волос цвета оникса, слипшиеся от вражеской крови. На груди была видна веревка, удерживавшая кожаный футляр, висевший на ее спине. В нем хранился меч Сапфира.
Она сделала шаг вперед, и ее босые ноги подняли клубы пыли. Она застыла на пороге этой шахматной доски, внезапно почувствовав себя дурно. Головокружительные размеры зала Совета и невидимая аура Желчи глубоко поразили ее и будто заключили ее душу в тиски ледяной руки.
Она мысленно ободрила себя и шагнула на первую плиту. Стопами она чувствовала выбитое на мраморе имя — имя властителя, который, возможно, в этот самый момент сражался где-то на границе Миропотока, спасти который она была призвана.
Она направилась в сторону трона с царственной грацией. Ее движения выдавали решимость. Миссия, начавшаяся многими годами раньше под листвой дубовой рощи, и принесенные ею жертвы должны были окончиться здесь. Проделанный путь вибрировал в ее сознании словно молитва. Ей казалось, что она выполнила все, что только возможно было сделать, пожертвовала всем, вплоть до себя самой и наследства, которое ей оставили Волны. Она была их последней представительницей, она воплощала их битву.
Пока что казалось, что король и его окружение не представляют себе, как близка она к своей цели. В уголке сознания она допускала, что это мог быть всего лишь ход в заумной игре, придуманной отцом ее сына, что он позволял ей приблизиться к себе, чтобы полнее насладиться ее поражением. Мать волн предполагала, что силы, брошенные ей вслед, сосредоточились теперь в квартале Клюва, чтобы она попала в засаду. То, что последовало за этим, доказало ее правоту. Покинув своих призраков, чтобы прикрыть свое отступление и сбить со следа преследовавших ее харонцев, она нашла крепость в совершенном запустении, ворота были распахнуты, в коридорах не слышно ни звука. Ни королевской стражи, ни морибондов, которые, как говорили, были связаны с королем, как пена с волной, которая ее поднимает.
Ей было некуда отступать. Без сомнения, это единственное, что заставляло ее двигаться вперед и шаг за шагом вело ее к королевскому трону.
— А ты все так же прекрасна, — вдруг произнес чей-то низкий голос.
Она не была удивлена, даже не разочарована, поняв, что он ее ждал. Она знала, что их столкновение неизбежно. Она замерла и подняла глаза к трону.
Там, удобно устроившись на парчовых подушках, в задумчивой позе сидел король, чуть наклонившись вперед, положив локти на подлокотники и опустив подбородок на скрещенные ладони. Уголки его губ были приподняты в нежной улыбке.
Она была потрясена, заметив, как хорошо удалось Карабинам охранить его от разложения. Он точь-в-точь походил на возлюбленного из ее воспоминаний, несмотря на заклепки, усыпавшие контуры его лица. На нем была красная бархатная мантия, закрепленная на одном плече, с воротником из горностая. Под ней угадывались черный камзол, расшитый белым жемчугом, и черные кожаные штаны.
Она нашла, что он красив, и ответила на его улыбку.
— Я восхищаюсь тобой, — добавил он. — Искренне восхищаюсь.
— А я тобой нет, — возразила она, не переставая улыбаться.
Он устало взмахнул рукой и откинулся на спинку трона.
— Ну естественно…
Он вел себя с такой небрежностью и такой самоуверенностью, что она оглядела зал, пытаясь обнаружить стражу. Ее нигде не было видно. Она перевела взгляд на трон.