— Нельзя доверять никому из рода Эвраяд, — сказала она. — Ты ничего не знаешь о нашей истории? Не знаешь, что они сделали?
— Отец, — Намир пришла в себя. — Юсуф вел то кровопролитие. Не сыновья. И время было иное. Мансур знает, кто я. Думаю, знает и Элдакар. Им все равно.
— Это сейчас, пока кто-то из нас не стал слишком сильным. Или, может, это сделают не они, но их потомки. Помяни мои слова, милая, в Кахиши будет еще резня. И так всегда, пока живут галицийцы, с потопа на нашей земле. Может, пока мы не пропадем, станем лишь словом, пугающим детей. Наши книги сожгли, храмы растаяли, — Алейра легла на бок. Она смотрела на стену за Намир. — Я сделала, что могла, в этом неуверенном мире, — сказала она. — Меня укрыли люди. Король Сикаро принял меня, когда я чуть не умерла. Он защищал меня. Никто не мучил меня в его крепости, хотя я была юной и считалась красивой. Я не забуду. Я пойду туда, куда скажет Мирина. Что бы я ни думала о ее муже.
Намир полагала, что это было близко к признанию в верности. Она могла пока лишь смотреть и ждать. Маг могла им пригодиться.
Могла пригодиться с дружба с королем Сикаро. Элдакар встречался с королем Танцующих с огнем. Сикаро не был рад видеть мужа своей дочери. Элдакар вел себя вежливо с мужчиной, пославшим его дочь шпионить за ним. Они договорились о перемирии, которое было выгодно Элдакару — избавило его от войн на многих фронтах. Но если Алейра Сюзен могла убедить Сикаро помочь Элдакару в войне…
«Она предала нас обоих, — сказал Сикаро Элдакару долгой летней ночью, выпивая у палаток Танцующих с огнем. Он проявил только эти эмоции. — Мой яркий огонек свечи. Она должна была шпионить за принцем Кахиши, а не выходить за него замуж!».
Элдакара потрясло это. А потом оба короля рассмеялись.
— Ты снова отвлеклась мыслями, — Алейра звучала заинтересованно, а не раздраженно. — У тебя много ответственностей, командир Хазан.
— Можешь звать меня Намир, — утомленно сказала она. — И… ты все еще красива, — она встала.
Маг смотрела на нее.
— Ты одинока, да?
Намир раскинула руки, не скрываясь.
— Я люблю лордов и служу им жизнью, — сказала она. — Порой я не знаю, какой из них мне нравится больше. Но для них я лишь солдат. У них есть свои жизни.
Лицо Алейры не изменилось, она вытянулась во весь рост на боку.
— Я могу составить компанию. На время, — она улыбнулась, уголки ее глаз приподнялись. — Временно отвлечь от мыслей.
Намир склонила голову. Она была словно во сне.
— Ты добрая, — сказала она. — У меня… нет в этом опыта. И, миледи, боюсь, это все усложнит.
Алейра рассмеялась.
— Ты права… больше, чем знаешь. Так бывает, — она встала и прошла к входу в палатку. Она толкнула ткань. Сигнал был понятен, но в ее глазах не было злости, может, даже была нежность. — Ты, Намир Хазан, хороший солдат.
Намир вышла из палатки. Воздух снаружи был чистым и прохладным. Трава под луной была мягкой под ее сапогами. Она впервые заметила это. Она не знала, что именно чувствовала, но там было облегчение.
Намир поднималась по холму, миновала палатку короля. Стражи стояли, как она любила. Она прошла дальше, заметила полоску света в палатке короля. Лампа горела, он смотрел карты. Границы, реки и мосты могли дать ответ. Как-то все изменить.
ГЛАВА 10
Джулиен Имара сто раз представляла возвращение. Сто вариантов, зависимо от ее настроения. Порой она представляла, как входит в Академию, высоко подняв голову, свет луны падает на ее метку Пророка, и все ее видят. Тогда она позволяла себе забыть, что заслужила метку не годами обучения и подготовки. Она сказала бы, что это был приз за работу, за помощь Придворной поэтессе Эйвара. И все, кто игнорировал ее, прогонял и считал жалкой рядом с Сендарой Диар… кхм.
Даже в такой версии событий — торжественной — была плохая сторона. Она знала, что, когда Сендара увидела бы ее и метку… было бы презрение. Сендара назвала бы ее ничтожеством или показала бы это взглядом.
Джулиен пыталась не думать об этом. Сендара все равно знала бы, что не остановила зло, что это Джулиен выступила против зла.
Но когда Джулиен Имара переживала, что ничего не знала о чарах, что ей все навязали, а она приняла их невольно, ее представление событий сходилось к презрению Сендары. Тогда Джулиен заставляла себя готовиться к такой возможности, привыкать, пока они с Дорном не прибыли на Остров, к тому, что придется терпеть презрение.
Она почти не думала, как Дорн вернется в место, где его чуть не убили. Она знала, что это было важно, но думала, что они разберутся на Острове. Дорн Аррин был старше, знал, как справляться с проблемами. Между шестнадцатью и двадцатью лежал мир знаний. Хоть в глазах Валанира Окуна она чему-то научилась, этого было мало.
Она думала при этом о пещере на северной стороне Острова, куда перенесла их. Позже, когда они добрались до Академии и обнаружили, что случилось, ей стало стыдно. Конечно, события тут проходили важнее, чем она. Она переживала за себя и свою гордость, а королевство рушилось.