Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских

К сентябрю Виндзоры вернулись в Париж. Дафф Купер, недавно назначенный послом Великобритании в Париже, сообщил, что герцог «кажется, доставляет себе немного хлопот, «громко разговаривая» с различными французскими чиновниками, с которыми он встречается за обедом, и рассказывая им, как управлять своей собственной страной. Что, естественно, им не нравится. Он всегда был склонен высказываться. Еще в 1926 году герцог проявлял все признаки того, что становится занудой у камина; с годами у него, возможно, развивается склонность Георга IV присваивать себе способности и достижения, которые на самом деле ему недоступны…»[566]

Жена Даффа, леди Диана Купер, столь же пренебрежительно отозвалась о паре: «Оба выглядят такими худыми, как будто только что из Бельзена. Она стала немного заурядной, а он – более бессмысленным, скучным и пресным»[567].

Вскоре после этого герцог вылетел в Лондон, остановившись в Мальборо-хаусе вместе с королевой Марией. У него было две цели – добиться признания Уоллис его семьей и получить работу от нового лейбористского правительства. Он потерпел неудачу по обоим пунктам. Это был первый раз, когда он увидел свою мать с 1936 года, а своего брата – с 1940 года. Воссоединение, по словам Томми Ласеллса, прошло «намного лучше, чем ожидалось», но «я полагаю, что король наконец убедил его, что нет никакой возможности, что герцогиня когда-либо будет «принята» или получит титул Ее Королевского Высочества»[568].

«Совсем как в старые добрые времена: очень хорошо информированный, знал все, что происходит, – сказала королева Мария Оуэну Морсхеду об этом визите. – Но все еще настаивал на том, чтобы я приняла его жену, и наконец пообещал, что никогда больше не будет упоминать эту тему при мне. Его последние слова, когда он уходил: «Ну, прощай – и не забывай: я теперь женатый человек». Действительно, не забывай: как будто это вообще возможно!»[569]

От Эттли тоже было мало утешения. Герцог надеялся, что для него найдется место в качестве посла по особым поручениям в Соединенных Штатах. «Я бы сосредоточился на аспекте связей с общественностью… Такая работа потребовала бы, чтобы я сводил вместе американцев и приезжих британцев, предоставлял хороший стол и удобную библиотеку для неформальных бесед и помогал в том, что Уинстон Черчилль назвал «процессом смешения»[570].

Но, как сообщил Галифакс Министерству иностранных дел, сохранялась обеспокоенность тем, что «сообщения прессы об общественных мероприятиях в Ньюпорте, Нью-Йорке и на Лонг-Айленде, как это было и раньше, будут свидетельствовать об обратном»[571]. Были сомнения в некоторых его партнерах. «У герцога есть несколько неприятных личных скелетов в шкафу – например, Аксель Грен, Бедо и Рикардо Эспириту Санту Сильва, все проверенные немецкие агенты, – написал Ласеллс в своем дневнике после того, как герцог попросил назначить его послом в Буэнос-Айресе. – Ни один профессиональный дипломат с такими связями никогда не получил бы важного посольства – или вообще нигде не работал»[572].

Сэр Александр Кадоган в то же время отметил в своем дневнике, что «король беспокоился о досье герцога Виндзорского и захваченных немецких документах»[573].

Но Черчилль видел плюс в том, чтобы дать герцогу какое-нибудь занятие. Как он сказал королю: «Я бы даже зашел так далеко, что сказал бы, что могут возникнуть серьезные неудобства в том, чтобы полностью лишить герцога Виндзорского и его супругу всех официальных контактов с Великобританией. Так же, как в идее оставить его в расстроенных и растрепанных чувствах, чтобы он мог самостоятельно строить свою жизнь в Соединенных Штатах»[574].

В середине ноября Черчилль провел день с супругами в Париже и составил служебную записку, «касающуюся желания Эдуарда получить официальную работу в Америке после 1945 года»[575]. Но ничего не последовало.

В марте 1946 года Томми Ласеллс предложил Галифаксу, чтобы герцог купил дом:

«Где-нибудь в южных штатах, и сделать его центром частного гостеприимства… где Эдуард собирал бы вместе достойных американцев, англичан и иностранцев… с этим он мог бы продолжить какую-то свою собственную линию (животноводство, лесоводство, сельскохозяйственные исследования и т. д.), которая вызвала бы у него интерес. С его значительными средствами, он вполне мог позволить себе делать в полезном и даже прибыльном масштабе… Король твердо убежден… что США – единственное место, в котором он может жить, и что его следует убедить сделать эту страну своим постоянным домом как можно скорее. Он не должен обосновываться в Великобритании… Король надеялся, что, если герцог действительно поселится в США, британское посольство сможет установить дружеские и неофициальные отношения с Эдуардом. В результате чего желание Его Королевского Высочества быть полезным в сфере англо-американского взаимопонимания может быть поощрено и при необходимости, взято под контроль»[576].