Позже, за ужином, Уоллис монополизировала Германа, предложив им вместе побеседовать по-китайски. Герман, все еще свободно владевший языком, но знавший, что в ее лексиконе от силы три слова, и не желавший быть втянутым в игры, притворился, что забыл язык. Ее прощальным выстрелом было затолкать герцога в их машину и уехать, оставив жениха и невесту самостоятельно добираться домой[641]
.Герцог и герцогиня продолжали интриговать тех, кто с ними встречался. Диана Купер, обедавшая с ними в октябре 1950 года, позже писала:
«Уоллис ужасно оживлена, и я почему-то не думаю, что дело в выпивке – скорее, в амфетаминах. Она неловко твердит одно и то же… Я разговаривала с герцогом после ужина (особая мука) о Багамах. «Видите ли, мне было несколько непросто. Я был Королем-императором, и вот я третьесортный губернатор». Он произносит такие вещи так просто – без удивления, без смеха, без кавычек»[642]
.«Когда они вместе, они похожи на два автомата. У них нет близости – они редко говорят о чем-то серьезном. Они дрейфуют», – отметил Сесил Битон в своем дневнике. И добавил:
«Тем временем принц счастлив в своих отношениях с ней. Он полностью зависит от нее. Это отношения матери и любовницы. Она заботится о нем, как о ребенке, и в то же время развлекает его, как в те дни, когда он был принцем, приходящим к ней домой отдохнуть в конце долгого дня. Теперь Уоллис дает ему противоядие от тяжелой работы, но у него нет никакой тяжелой работы. Ему нечего делать. Герцогиня почти сошла с ума, пытаясь найти способы развлечь его. У герцога нет никаких интересов. Он думал, что ему скучно быть членом королевской семьи, и с тех пор у него нет причин считать, что он перестал скучать. У него нет интеллекта. Он никогда не открывает книгу, и во многих отношениях его память ухудшилась. Паровые ванны и бренди сделали его очень слабым. Годы, проведенные в качестве принца, пролетели в мгновение ока. У него память «машиниста поезда» на места, которые он посетил, но он ничего не помнит о том, что произошло ни в одном из них»[643]
.Так наступила эпоха Странствующих Виндзоров.
Глава 19. Тайные дела
В мае 1950 года пара отплыла из Нью-Йорка во Францию на «Куин Мэри». С ними был Джимми Донахью, тридцатипятилетний наследник состояния Вулворта и двоюродный брат американской светской львицы Барбары Хаттон. Виндзоры познакомились с Джимми и его матерью Джесси в Палм-Бич в начале войны через общего друга Хью Сефтона. Уоллис посадили рядом с Джимми за обедом 18 апреля 1941 года – и дружба развивалась в течение следующего десятилетия, чему способствовал тот факт, что Донахью всегда платили по счетам.
У Джимми было несчастливое детство – его отец покончил с собой в 1931 году, вероятно, из-за гомосексуализма сына, который тот скрывал возмутительным поведением и поиском внимания. Любимым его трюком на вечеринках было положить свой пенис на тарелку и попросить официанта нарезать его тонко. По слухам, его семья держала адвоката на связи 24 часа в сутки, чтобы вытащить его из самых опасных передряг. Ходили слухи об оргиях в поместье его матери в Палм-Бич, кастрации любовника и полицейских расследованиях в отношении мальчиков по вызову и употребления наркотиков.
Кроме танцев в хоре музыкальной комедии «Горячий и озабоченный», у Джимми никогда не было работы, разве что в качестве придворного шута. Теперь у него был свой двор, герцог и герцогиня были очарованы его жизнерадостностью и мастерством рассказчика. Джимми заинтриговал Уоллис своим непредсказуемым и ярким поведением, а также тем фактом, что он был полной противоположностью ее мужу.
Там, где Джимми был беззаботным и импульсивным, герцог был организованным и точным. Там, где Джимми был щедр, герцог был скуп на гроши. Там, где Джимми был возбуждающим и жизнерадостным, герцог был скучным и подавленным. Там, где герцог напоминал ей о ее возрасте, Донахью заставил ее снова почувствовать себя молодой. Последние 13 лет ей приходилось развлекать герцога, а теперь Джимми развлекал ее. Устав от необходимости эмоционально поддерживать своего мужа, она наслаждалась тем, что ее увлек динамичный и спонтанный мир Донахью. «Она охотно поддалась чарам Джимми Донахью, – говорит Грейс, графиня Дадли. – Легко понять почему. Он был очень забавным»[644]
.Уоллис было уже за пятьдесят, и она подводила итоги своей жизни. Ее первый муж умер в мае, а повторный брак Германа Роджерса глубоко повлиял на нее. Ей было скучно, она была уязвима, польщена вниманием Джимми, заинтригована им, его юношеской энергией и талантами. Опытный пилот, он не только мог сыграть «Тоску» на пианино, но и мог спеть ее на полудюжине языков – и ее привлекало к нему то же чувство юмора и веселья.
Он был богат и щедр. Воодушевленная им, Уоллис начала собирать солидную коллекцию мехов; однажды днем она выбрала 13 платьев, и Джимми оплатил счет в размере 3105 долларов[645]
. Как публичный гей, Донахью также считался безопасным. Теперь дружба превратилась в роман. Она отказалась от короля ради королевы.