Король психов

– Илья!.. – воскликнул Евграф. В следующую секунду с ним что-то произошло. Точно некая сила отбросила его в сторону от тела… Скорее всего, он просто от испытанного потрясения, как от удара по голове, мгновенно потерял сознание и упал.

Когда очнулся, первым, во что уперся его взгляд, была люстра под потолком: гнутые медные трубки и на них массивные подвески из хрусталя. Тюрморезов не сразу вспомнил, где он находится. Единственное, что осталось в памяти из событий, предшествовавших «удару» – чувство невероятной тоски, горя.

Он медленно приподнялся на локтях. Все, что было до момента, как он потерял сознание, постепенно вспомнилось ему. Евграф повернулся к мертвому. Застывший, остекленевший взгляд еще раз подтвердил, что с Ильей все кончено.

«Да ведь профессор – псих. Вот так методы лечения!.. Дмитрий Николаевич – такой же сумасшедший, как и я. Поэтому-то он и лечит нашего брата, что сам к нему принадлежит». И следом Евграф подумал: «Мне надо было вылечиться раньше. И сделать это без всякого профессора Бердникова. Если бы я сделал это, Илья был бы до сих пор жив. Это я виноват во всем. Я – один из проклятых психов, которые во всем виноваты!»

Тюрморезов разрыдался. Ему показалось: еще мгновение – он умрет. Столь чудовищным и непереносимым было чувство вины, которое он испытывал сейчас, стоя над мертвым слугой. Следом он решил, что должен сам наказать себя: он повесится.

Евграф метнулся в комнату, дверь которой была к нему ближе других. Ему нужна была веревка или какой-нибудь ремень. И тут, едва перешагнув порог, он увидел хорошо знакомый ему предмет – старый широкий тесак для разделки мясных туш.

В съемной квартире, где жил Евграф вместе с другими сумасшедшими, был именно такой. От одной из двух деревянных накладок, прикрепленных к металлической полосе рукояти, был отломан большой кусок, – после того, как тесак мыли в воде, влага оставалась на деревянной рукояти и та гнила. Подгнившая часть деревяшки отломилась. Оставшийся кусок – он болтался на одной из массивных металлических клепок – когда-то давно примотали синей изоляционной лентой. Она стала отклеиваться и разматываться. И тогда Евграф, найдя в ящике кухонной тумбы ролик изоляционной ленты другого – красного – цвета, по новой замотал ей ручку.

Теперь узнавал хорошо знакомый предмет. Тесак – в крови. Убийца, нанесший смертельный удар Илье, бросил орудие преступления на пол… Мысли в голове Тюрморезова путались. Еще вчера вечером тесак лежал в ящике кухонной тумбы.

«Да, точно, я видел его там». Сегодня утром… Евграф не помнил, выдвигал ли он ящик… Нет, ведь он вообще не заходил на кухню! «Но ведь и вчера…» Точно ли он видел тесак на привычном месте?

«Во всех случаях, Дмитрий Николаевич даже не знает адреса квартиры. Даже если б знал: он что, вскрыл дверь, проник на кухню и вытащил из тумбы тесак?! Невероятно!»

Тюрморезов сел на пол. Он был не в состоянии понять, что произошло. Разнообразные версии, одна невероятнее другой, – например, что профессор сговорился с его приятелями из квартиры, – возникали в его голове. В какой-то момент они перестали казаться ему неправдоподобными. «Ведь мы все – психи! Проклятые сумасшедшие!» – думал он с ненавистью.

Желание повеситься уже выскочило из головы. Сумбурные мысли оттеснили его куда-то на периферию сознания. Евграф хотел поднять тесак с пола. Но потом остановился, не стал этого делать. И удержала его вовсе не мысль об отпечатках пальцев. Он испытал отвращение и ужас перед вещью, с помощью которой оборвали жизнь Ильи.

Тесак в это мгновение словно бы предстал перед Евграфом материальным символом его собственного сумасшествия. И оно вызывало у него ненависть.

Ему припомнилось кроткое выражение, которое всегда было у Ильи на лице. Следом вспомнил про модели, которые тот склеивал и коллекционировал. Увлечение Ильи показалось теперь столь трогательным, а образ слуги приобрел характер такой беззащитности и детскости, что из глаз Тюрморезова опять брызнули слезы. Никогда ему не будет прощения за то, что он принадлежит к миру ужасных людей, погубивших Илью!

«Чудовищный, черный мир! Бедный Илья!» – думал он, ощущая только одно желание – вырваться из кошмара, в который попал. Из этого тоскливого ада.

Торопливо, стараясь не смотреть на мертвеца, он сбежал вниз по лестнице. Его не интересовало, увидит ли его кто-нибудь, есть ли в доме еще люди. Хотелось скорее очутиться за воротами поселка. Преодолеть короткую дорогу в сосновом лесу и выйти на большую трассу. В обе стороны по ней мчит множество машин. В них катят нормальные люди. Там, среди них, ему будет просто затеряться. И миру психов станет непросто разыскать и настичь его.

Тюрморезов покинул дом и зашагал к калитке. Взгляд его не искал по сторонам людей. Их Евграф не боялся. Панический страх вызывал лишь приступ тоски, который чуть ослаб в последние минуты, но, – это Тюрморезов знал наверняка, – вот-вот вернется обратно.