Лежа целый день на софе, которая была не менее убога, чем та, что стояла в комнате хозяина, Евграф, как ему казалось, просто плыл по течению мутной, с темной, почти черной водой реки, которая неким непостижимым образом пролегала через его мозг. Мысли его были такими же мутными, как и эта медленно двигавшаяся вода.
Один или два раза в день он вставал, чтобы пошатываясь и хватаясь за стены, добраться до кухни и там, пошарив по буфету, – в холодильнике у хозяина было совершенно пусто, – выволочь на стол какой-нибудь старый пакет, на дне которого еще оставалось немного гречневой крупы или макаронных изделий.
Диета эта доконала его ничуть не меньше психологического потрясения: уже через пару суток он ослаб настолько, что когда вставал со своей лежанки – кружилась голова. В какой-то момент Тюрморезов понял: если проведет так еще хотя бы день, то вполне возможно, что когда за ним приедет полиция, он попросту не сможет самостоятельно выйти из квартиры. Тем, кто будет его арестовывать, придется ждать врачей с носилками.
Евграф не сомневался, что в самое ближайшее время будет задержан. Деньги у него заканчивались, а без них «лечь на дно» трудно… Конечно, оставалась надежда, что поиск его не будет вестись тщательно и, несмотря на объявления о розыске, он сможет беспрепятственно передвигаться по городу… Тюрморезов поднялся с софы и как зомби, пошатываясь двинулся к двери на лестницу.
Сходить в магазин. Купить какой-нибудь еды.
Оказавшись в убогой грязной прихожей, где на полу валялись пустые, покрытые пылью пивные бутылки, – хозяин, видимо, не смог сдать их в пункт приема стеклотары, – и какие-то трехлитровые банки, Евграф толкнул входную дверь. Она была незаперта, лишь прикрыта. Тотчас широко распахнулась. Выйдя на лестницу, он вялым, точно бы автоматическим и неосознанным движением подтолкнул дверь обратно. Она притворилась… Не став ее запирать, – любой желающий мог попасть в квартиру, – Тюрморезов принялся спускаться по лестнице…
Он шел по улице, не замечая прохожих, шагавших навстречу. Ему было все равно, как на него смотрят… Быть может, вот в эту секунду его узнает случайный горожанин, который через четверть часа донесет на него в полицию. Мол, видел…
В какой-то момент Евграф почувствовал такую слабость, что сошел с тротуара, забрался поглубже в кусты, лег. Он глядел вверх, в небо… Но лежал он так не долго, – минут десять – пятнадцать, – потом торопливо встал, двинулся дальше по направлению к продуктовому магазину, что у станции метро.
Там где он только что «отдыхал», земля была сырая. В ней перепачкались его пиджак и брюки.
Вот и магазин. Тюрморезов спокойно прошел мимо охранников, взял с полки две бутылки пива «Карлсберг», большой пакет чипсов. В объемистом холодильнике с открытым верхом – пачку пельменей известной марки из мяса молодых бычков. В хлебном отделе – пару лепешек… Две женщины, пристроившиеся к длинной очереди в единственную работавшую кассу, делились новостями:
– Они сказали, что эта их акция в метро провалилась. Но они обязательно совершат новую!
– Конечно! Непременно совершат. Неужели такие люди остановятся?! Им нечего терять. По закону не несут никакой уголовной ответственности. Они – сумасшедшие!
– Как же жить?!.. Эти гады-психи не дадут теперь никому ездить в метро. А как же без метро? У нас, старух, машин-то нет… Это молодежь вся на колесах…
Евграф внимательно посмотрел на говорившую. Ему не показалось, что про нее можно сказать «старуха». «Пожилая женщина» – он бы дал ей такое определение. Она почувствовала, что на нее смотрят. Повернулась, уставилась на Тюрморезова.
«Узнает, так и черт с ним!..» – подумал он. В глазах «старухи», казалось, что-то промелькнуло. Словно бы лицо Тюрморезова кого-то ей напомнило…
Вздрогнул. Безвольное равнодушие к собственной судьбе вдруг исчезло. Пожелал любой ценой остаться на свободе. «Если она меня узнает… Видела мою фотографию. Буду сидеть в сумасшедшем доме. Упрячут в него надолго. Пока разберутся, а скорее всего и не разберутся вовсе…Псих и его дружки будут продолжать заниматься черными делами. Разве это справедливо?!»
«Старуха» отвернулась. Евграфа прошиб ледяной пот. Странно, обычно это случалось с ним от ощущения опасности. Но опасность-то уже миновала: «Не узнала!»
Вдруг понял, что ему нечего бояться: никто не опознает в нем человека с фотографии. «Я сейчас выгляжу, как покойник! Меня и мать родная в эти дни не узнает. Тогда, когда делалась фотография, помещенная в газетах, я был моложе. Мог еще оказывать сопротивление болезни. Теперь она уже почти сожрала меня. Раньше у меня был путь к выздоровлению. Теперь – нет. Я – законченный псих!»
Обе пожилые женщины были у самой кассы. Та, что минуту назад внимательно смотрела на Евграфа, стояла в очереди второй. Ее приятельница отсчитывала кассирше деньги за товар.
«И во всем виноваты они – эти личности из «Группы»! – с ненавистью подумал Тюрморезов. – Неужели никак не отомщу им?!»
Нет, ему во что бы то ни стало надо избежать ареста!