Король психов

Он миновал одни ворота, – они были массивными, дебаркадерными, наглухо закрытыми, – и приближался ко вторым, хилым, с двумя створками, которые охрана запирала на ночь. Еще издалека Тюрморезов рассмотрел: ворота успели отворить. В распахнувшемся широком въезде сидела здоровенная псина и внимательно смотрела в его сторону.

Он был единственным прохожим в этом промзоновском тупике.

Тюрморезов всегда считал, что собаки инстинктивно чуют сумасшедших и недолюбливают их. Почему?.. Наверное, полагают, что эти двуногие относятся к другой стае, не к той, которой служат они.

* * *

Миша вскочил со старого стула. Сжал кулаки так, что отросшие за последнее время ногти, – он забывал их стричь, – впились в ладони.

Теперь ему стало понятно все!

«Развели меня, как лоха!.. Все с самого начала было подстроено. Вот так друзья! Соратники по борьбе!»

Верзила в ярости ударил кулаком по боковине лестницы. Массивная балка была сделана из плохо обструганного щербатого бревна. На костяшках пальцев тут же выступила кровь.

Миша поднес кулак к глазам. Твердые задоринки доски разорвали кожу короткими, хаотично расположенными по отношению друг к другу линиями. Сначала он попытался разглядеть в них какой-то зашифрованный знак, но в следующее мгновение его захлестнула волна ненависти к своим, теперь уже, как он понимал, бывшим, товарищам.

Миша забегал по старому ветхому дому. Психа не было, он уехал в Москву. «Что же они со мной сделали! Вот сволочи! И руку, вдобавок, раскровенили…» – думал лопоухий.

То, что ему еще и «изранили» руку, казалось машинисту особенно обидным. Ранки болели все сильнее. По крайней мере ему так представлялось. Вместо того, чтобы поискать йод и какой-нибудь бинт, верзила размазывал сочившуюся кровь по всей кисти. Обе его руки были ужасающе грязными, не знавшими воды уже большие полдесятка дней.

На даче не было никакой еды, кроме трехлитровой банки со старой засохшей карамелью в обертках. Псих сказал, что денег у него нет совсем, что последнее истратил в ресторане. Рассчитывал на мишины, и теперь «жратву купить не на что, надо встретиться с нашими, они помогут. Но все не так просто, все наши залегли на дно». Псих пару раз привозил Мише из города батоны белого хлеба, которые лопоухий в один присест с чавканьем сжирал.

Но сегодня не было и батонов. Желудок лопоуохого был пуст, с каждым часом он зверел все сильнее.

* * *

Мысль о том, что его жестоко одурачили, впервые, как догадка, пришла лопоухому в голову еще в Нагатино. Когда они с Психом выбирались из лодки на берег. Но тогда он был до такой степени подавлен, что у него не было сил поразмышлять на эту тему.

Поездив с Психом по городу, а в особенности, пожив некоторое время на заброшенной психопатской даче, машинист принялся обдумывать произошедшее с ним «спокойно, трезво и вдумчиво».

«Разумеется, такого стечения обстоятельств, чтобы в кабине поезда именно в те минуты появился знакомый Скворцова, в реальной жизни возникнуть не может, – размышлял он. – Отсюда – единственно возможный вывод: все подстроено. А рассказы моего подельника – лишь версия для меня, идиота!..»

Однако, до какого-то момента у Миши оставались последние «несколько процентов», на которые он не был уверен. Но сегодня, то ли от того, что питался лишь найденной на даче окаменевшей карамелью и был совсем слабым, то ли потому, что впервые за несколько дней оказался в одиночестве, – окончательно убедил себя, что Скворцов и Евграф Тюрморезов вступили в сговор, чтобы присвоить себе деньги, взятые им, Мишей, по многочисленным банковским кредитам.

Оставалось понять самое малое: как вернуть эти средства обратно.

* * *

В том психическом состоянии, в котором находился Миша, весьма трудно осуществлять действия, требующие известной сноровки и умения быстро принимать правильные решения.

Но машиниста спасало то, что лже-Скворцов никак не ожидал от верзилы слежки.

В электричке верзила сидел в вагоне за спиной у товарища в трех скамейках от него. Тому, чтобы «срисовать» Мишу, достаточно было просто обернуться. Но он этого не сделал. Машинисту же, чтобы не рисковать быть разоблаченным, стоило всего лишь перейти в соседний вагон. Но он тупо просидел все пятьдесят минут за спиной у «подельника».

На вокзале Псих, выходя из вагона, не обернулся.

Миша выбрался на перрон следом и поплелся в десяти шагах позади него.

Лопоухий осознавал: глупо следить за знакомым столь неосторожно. Но ему было настолько плохо, до такой степени был ушиблен всем произошедшим с ним с момента, когда управляемый им поезд остановился на станции «Автозаводская», – у него просто не было душевных сил вести себя умнее. Не было их и для того, чтобы прекратить эту слежку: бывший машинист не в состоянии был смириться со своим поражением и потерей денег…

Едва покинув вокзал, лже-Скворцов сделал кому-то телефонный звонок.

Верзила догадался, что разговор этот имеет какое-то особое значение…

Псих прошел мимо всего здания вокзала, перебрался по переходу на противоположную сторону улицы. Медленно, словно обдумывая что-то, шел пару кварталов от светофора.