Король русалочьего моря

Вроде бить не будут. По крайней мере, сейчас.

Ксандер всмотрелся в Фелипе, оценивая, волнуется ли он за своего вассала или ему просто любопытно. Внук дона Фернандо выглядел вполне искренне, и фламандец решил, что он заслужил некоторых объяснений.

– Я не знал, как ещё потушить свою сеньору. Поэтому облил водой.

Вряд ли им бы понравилось, если бы он стал сбивать с неё пламя скатертью.

– У нас такого ни с кем не случалось никогда, – уточнил он на всякий случай.

Фелипе вдруг рассмеялся легко, как смеялся до этого с кузиной.

– Отлично придумано! И, главное, сработало! Только, пожалуйста, не пытайтесь кинуть Беллиту в бочку с водой или запихнуть в фонтан. От этого она может разозлиться ещё больше… Вам что, не рассказывали о нашей маленькой особенности?

Фелипе выделил интонацией последние два слова и бросил на деда вопросительный взгляд, но дон Фернандо, похоже, вообще решил, что ситуация исчерпана, и безмятежно вернулся к своему ужину, лишь иногда вставляя негромкое слово в беседу, которую вполголоса продолжили его сын и племянник. Фелипе еле заметно пожал плечами, отрезал кусочек мяса – неловко, правая рука у него явно плохо слушалась, и повернулся снова к Ксандеру.

– Так получилось, сеньор, что во время сильных душевных волнений наш внутренний огонь становится внешним. А мы, как вы успели убедиться, личности порывистые и, кх-м, вспыльчивые, – он ухмыльнулся, но как-то невесело.

– Обычно наш Огонь просыпается у нас, когда нам исполняется одиннадцать-двенадцать лет. У Белиты не было и этого времени – её Огонь пробудился, когда ей было восемь. Она не была готова. А Огонь… он коварен, – голос иберийца стал тише, печальнее. – Он причиняет боль, прежде всего тому, кто несет его в себе. И эта боль ещё больше разжигает те эмоции, которые питают Пламя. Получается замкнутый круг, выйти из которого невозможно. Особенно, если в этот круг загнан ребенок, плохо контролирующий свои чувства.

Ксандер молчал. Ибериец явно рассчитывал на сочувствие, но кто сочувствует проклятым, тем более, если прокляты они справедливо? А в том, что потомки Альба, палача Нидерландов, прокляты по заслугам, во Фландрии не сомневался никто.

Интересно только, кто сказал: «Горите в аду!» так, что слова его были услышаны и стали для Альба явью. Кто-то из умиравшего от голода Лейдена? Из захлебнувшихся в крови Мехельна и Хаарлема? Или неправедно осужденный на Кровавом судилище? Теперь не узнать. Но одно точно – проклятье было заслужено трижды, сотню, тысячу раз.