А потом, когда обе фланговые атаки конницы Казимира оказались отбиты, в сторону фламандцев и швейцарцев развернулись и аркебузиры. Они ринулись на сближение для открытия огня. И артиллеристы, таща свои фальконеты на плечевых лямках, последовали за ними с тем, чтобы выйти на картечную дистанцию и тоже поучаствовать.
Надо ли говорить, что и швейцарцы, и фламандцы резко сбавили натиск? Он прекратился буквально с первых ядер, что пронзили их колонны с флангов.
Кавалерия же Иоанна тем временем двигалась дальше, преследуя неприятеля. И на плечах бегущей итальянской, имперской и польско-литовской конницы ворвалась на позиции ломбардских артиллеристов. Кто-то остался их вырубать. Кто-то бросился дальше, стараясь нагнать бегущих.
— Небесный сигнал, — громко и отчетливо произнес Иоанн. — Запускайте небесный сигнал!
— Слушаюсь! — козырнул кто-то рядом.
И вскоре с оборонительных позиций русской армии взлетела в небо ракета. Обильно дымя, разумеется. Ничего особенного. Простой примитив из примитивов в духе ракеты Конгрива небольшого калибра с шестовым стабилизатором. Ее запускали строго вверх. Поэтому она, взлетев на высоту около восьмисот метров, взорвалась. Ибо огонь дошел до боевой части. Что сформировалов высоко в небе крупное облачко белого дыма.
— Что он творит?! — Выкрикнул Максимилиан, на скаку обращаясь к Казимиру. — Что это за штука взорвалась в небе?
— Черт его знает! — Крикнул тот. — Нам это теперь без разницы!
Но он ошибался.
Сильно ошибался.
Потому что, едва оторвавшись от гусар, замешкавшихся в драке с вооруженными слугами, король и его свита вылетела на поле… и замерла в нерешительности. Ибо от дальней опушки на них широкой лавой на рысях двигалось тысячи две или даже больше всадников. Каких еще толком не разобрать, но на их белых, синих и черных знаменах красовались восставшие волки.
Казимир, увидев это, нервно засмеялся. А из его глаз непроизвольно побежали слезы. Он широко перекрестился и, подняв голову к небу истово воскликнул:
— Господи, за что?!
— Кто это?! — Крикнул Никлаус фон Шарнахталь, предводитель швейцарской армии, оказавшийся в тылу из-за раны руки, полученной во время первой атаки. Оттого он и не попал во вторую мясорубку, откуда уже сложно было удрать. Он так без доспехов на торсе и восседал на коне с перевязанной рукой, покачиваясь, но все еще держась.
— Татары… — процедил Казимир, — татары Иоанна… его волчья стая…
— Так вот, значит, что громыхнуло, — хмыкнул произнес Максимилиан Габсбург, — это был им сигнал к атаке.
— Какая разница? — обреченно покачал головой Казимир.
— Действительно, никакой, — согласился Максимилиан. — К бою! Постараемся прорваться!
И все пришпорив коней последовали за молодым Габсбургом. Но это было в целом бесполезная забава. Татары не собирались никого выпускать из этой ловушки. Поэтому довольно легко «стреножили» спасающихся бегством стрельбой «по колесам», то есть, по лошадям.
Никто не ушел. По крайне мере все, кто ринулся по старой дороге, откуда армия Казимира пришла, оказался или убит, или взят в плен. Включая короля и многих иностранных наблюдателей, что находились в его свите…
Глава 10
Разгром был страшный.
От швейцарской армии уцелело едва за тысячу человек из которых половина была ранена. Все-таки стоять под фланговым аркебузно-артиллерийским огнем удовольствия мало.
Фламандцев выжило еще меньше. Они побежали раньше и попали под горячую руку гусар, что громили тыловые службы войска Казимира. Простых солдат там брать в плен было не с руки, поэтому, чтобы не мельтешили, их попросту рубили. В капусту. Только те фламандцы, что прижались к швейцарцам перед капитуляцией, и выжили.
Ломбардских артиллеристов гусары вырубили начисто, как и большую часть слуг и нестроевых. А вот итальянской латной коннице повезло — там с добрую сотню человек пережило битву. Тех, что уланы копьями из седел повыбивали и они не смогли сразу продолжить бой. Остальным досталось по полной программе. Или пулей, или кончаром.