Летчик смеется: «Собирайтесь скорее в Тушино. Сейчас в честь коммунизма я сделаю над Москвой мертвые петли».
— А я знаю магазин, где уже сейчас бесплатно,— прерывает мои мысли Славик.
— Какой магазин?
— На улице Горького. Магазин ТЭЖЭ, где разные духи продают. Ох и пахнет там! Заходи, встань посредине и нюхай сколько хочешь. Нанюхался и пошел себе.
— Ну, помечтали и хватит,— говорит Женька,— айда к графу за фанерой.
Мы с Женькой идем к графу. Я отстаю, шагаю вяло.
— Ты чего?— оглядывается Женька.
— Иди один,— говорю я,— неохота мне к нему заходить.
— Мне тоже,— вздыхает Женька — Ну, а как же фанера?
— По-моему, отец графа — жулик,— решаюсь я.
— Почему так?
— Уж очень богато живут на одну зарплату. И всегда у них разные гости. Из окна на весь двор: «Шумел камыш…»
— А может быть, он за заем выигрывает?
Я вспомнил коробку из-под туфель, где хранились мамины облигации, представил, как мама всегда очень долго тщательно их проверяет по газете, а потом виновато посмотрит на нас с Нонкой, вздохнет и скажет: «Ну, значит, в другой раз…»
Я уже давно заметил, как только к нам во двор зайдет участковый дядя Карасев, так сразу у графа занавешивается окно.
Может быть, и жулик,— неуверенно соглашается Женька.— Ну, за сломанный ящик его же не посадят. Звоним. Нам долго не открывают.
— Кто здесь?— наконец слышим мы голос графа де Стася.
— Мы с Алешкой. Открой, дело есть. Защелкали запоры, на пороге граф:
— Прошу. Проходите, мы тут в карты в дурачка играем,— приглашает граф в комнату.— Мать к тетке уехала.
В комнате за столом Бахиля, Жиган дымит папироской, на столе карты, косточки от урюка, рваная газета.
— А,— радуется Жиган,— кинозвезды пришли! Монти Бекс и Дуглас Фербенкс. Привет от рядового советского зрителя!
Мы здороваемся. Бахиля неловко подает руку, топчется.
Я его уже давно не видел. Говорили, что он болел, а потом где-то долго лежал в санатории. И вот сейчас он, длинный, похудевший, прячет от нас глаза, подвигает стулья, разгоняет дым.
— Ну, как ваше кино?— спрашивает он.
— Плохо,— говорим мы.— Фанера нужна.
Женька долго объясняет, для чего нам нужна фанера. Он достает карандаш, осматривается, тянет к себе газету.
— Вот смотрите,— он начинает чертить на газете. Карандаш спотыкается, делает неровные линии. Женька поднимает газету, а под ней смятые рубли и мелочь.
— Значит, в дурачка играете?— спрашивает Женька.
Жиган по комнате ходит, в окна смотрит, посвистывает. Граф молча прикрывает газетой деньги, высыпает на стол горсть урюка.
— Ешьте.
Почему-то сейчас урюк невкусен. Так, словно скорлупа от грецкого ореха.
— А может, сыграем?— пытливо оглядывает нас Жиган.— Так просто, по пятачку?
Мы с Женькой молчим.
— Денег у вас нет? Я в долг ссужу. А?
Бахиля от газеты глаза поднимает, смотрит на нас и молчит.
— В долг дам. Ну? Я сдаю.— Красиво, звонко трещит картами Жиган.
— Мы не умеем,— говорит Женька. Жиган радуется, суетится:
— А чего тут уметь? Двадцать одно. Вот смотрите: это валет? Так вальту два очка. А это что? Ах дама… Ну, даме три очка. А это? Пожалуйста, шестерка. Ну, раз шестерка — значит, шесть.
И опять Бахиля смотрит на нас. Ничего не говорит, а только смотрит. Уж очень он стал худой.
— Вы на него не смотрите,— показывает Жиган на Бахилю.— Его испортило воспитание родителей. А что вы думаете? Кругом золотые коронки. Клиенты хватаются за щеку и кричат. Потом папа, его папа, им раздвигает рот и сверлит. Конечно, они опять кричат. А что им делать?
Жиган бросает колоду на стол, садится рядом, закуривает. Смотрит на нас, не знает, куда бросить спичку.
— А дальше?— Жиган катает косточку, берет ее в рот.— А дальше… Слушайте, а чего вы ко мне пристали?
Он жмет зубами на косточку, вкусно хрустит. Мы с Женькой тоже берем косточки. Щелкаем. Почему-то подумалось о зубном враче.
— Ну, так вот,— говорит Жиган и показывает на Бахилю,— этот гражданин все время находится между золотом и воплями больных. Какие же должны быть нервы?
Бахиля встает, идет в переднюю, долго хлопает калошами…
Жиган к нему. Мы с Женькой тоже.
— Куда же ты?— спрашивает Жиган.
— Я больше в карты не играю,— хлопает галошами Бахиля.
— Проигрался и бежать?
— Я отдам тебе долг,— Бахиля надевает пальто, никак не найдет шапку.
Жиган смеется:
— Шапочку в залог.
— А ну-ка, отдай ему шапку,— встает между ними Женька. Я тоже встал с Женькой рядом.
— Отдай шапку!
— Вы что, очумели? Он же сам играл?— Жиган озирается, увидел графа, зовет в свидетели: — Граф, как было дело?
Граф де Стась мнется, то на Жигана, то на нас смотрит.
— Да вот так было… Мы сначала вдвоем с Жиганом играли, а потом Бахиля пришел. Тоже захотел. А Жиган ему говорит: «Трус в карты не играет». Бахиля разорался, что он не трус. Ну, его приняли.
Бахиля справился с галошами, стоит, молчит, только одни глаза говорят.
— На уж твою шапку,— смеется Жиган.— Иди и больше не играй. Про долг не забудь. Слышишь?
Бахиля мнет в руках шапку, не уходит.
— Ну, чего стоишь? Иди.
— Не уйду,— глухо говорит Бахиля.— Я с ними хочу… У меня есть фанера… Отцу кабинет отделывали… Осталась.
— Так чего же мы стоим?— оглядывается Женька.— Пошли!