— Лезь сюда!— кричу я ему. Он плечами пожимает, на уши показывает.
— Лезь к нам!— орем мы с Левой. Гога опять на уши показывает, вертит головой.
Управдом его к лестнице подталкивает, а он все не понимает.
— Да ну его,— машет рукой Лева,— давай-ка этот пласт спихнем. Вот бахнет!
Мы поднатуживаемся, и большой ленивый пласт снега медленно едет к краю. У самого обреза крыши остановился, как бы задумался, а дальше не идет.
— Ну-ка, я его,— пыхтит Лева и жмет на лопату. Пласт нехотя трогается, и вдруг вместе с ним скользит Лева.
Я даже ничего не понял, а половина Левы где-то ниже крыши. Белые пальцы вцепились в веревку, а над спиной мелькают пятки. Веревка тугая, моих рук не слушается. Он рукой за снег, а снег под него. Глаза страшные.
— Алешка!
Тяну эту веревку. Ногами уперся в трубу и тяну.
Снизу визг. Управдом метнулся за калитку.
Гудит наша лестница. Кто-то рядом уцепился за веревку, тянет. Оглянулся — Лидочка. Кто-то толкается за спиной, ругается. Медленно поднимается, вырастает белый Лева. Утащили его за трубу. Он лежит, дышит в небо.
Я только сейчас узнал Жигана. Он Леву снегом кормит, на меня глазами косит:
— Что? Испугался? Ты же мне ногами упереться не давал. А как же без упора?
Он Лидочке кивает:
— Спасибо вот этой, рыжей…
— Каштановая она,— говорю я. Жиган молчит, ссадины на руках зализывает.
Лева медленно от снега отряхивается, интересуется, где его очки?
В общем, пятнадцать рублей нам управдом отсчитал. За все крыши. «Девочка с двумя макушками» нашла Левины очки, сама в них посмотрела, потом протянула Леве.
Деньги управдом выдал, когда мы с Лидочкой последний снег сбросили. Жиган ради: нашего кино один оголил целую крышу. Славик вместе с Левой дружков-приятелей организовал, и они с песней «Ах, куда ты паренек, ах, куда ты? Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…» весь снег свезли во двор и уложили красивой египетской пирамидой.
— Ну как, Алеша?— прихлопывает Славик лопатой пирамиду.
— Хорошо,— говорю я и вижу, как из парадной выходит Левина мама. Зовет его. Он идти не хочет. Она чуть постояла, потом удалилась. Лева плетется уныло домой. Оглянулся, нам руку поднял и скрылся в темном парадном.
— Всыплют ему?— интересуется Славик. Мы плечами пожимаем: кто знает?
А тут в калитке Женька. Веселый, добрый.
— Ребята!— кричит он.— Натюрморт во получился!
Он усаживается прямо на снежную пирамиду и рассказывает нам, как удивился директор «Овощей — фруктов», как удивились прохожие и даже удивился «один проходящий мимо настоящий художник»,
— Ура!
— Ха-ха!
— Банзай!
— Мировецки!— закончил Славик и спросил адрес магазина.
— Ну-ка, давай сюда деньги,— снимает варежку Лидочка. Женька отдает.
— Так,— прикидывает Лидочка.— Это сто и у нас пятнадцать. Еще Славик три рубля за бутыль получил.
Мы еще никогда не видели сразу столько денег. Просто у нас их не было.
— Неплохо бы сейчас ситро или орехов в сахаре,— куда-то в небо смотрит Славик.
Лидочка все наше богатство запихивает в варежку, объявляет:
— Ну вот что, друзья. Директор у нас есть. Операторы есть, художник есть, вон он, Женя. А я буду бухгалтером.
— Не тяжело тебе будет?— сомневаюсь я.— И режиссер и бухгалтер сразу.
— Ничего,— говорит Лидочка.— Справлюсь.
— Конечно,— рассуждает Славик,— сейчас можно только ситро, а орехи потом.
— Нет!— вот и все, что сказала Лидочка. Славик снежок лепит. Мы помалкиваем.
За спиной голос Жигана. Облокотился на сугроб, дымок кольцом пускает:
— Жмоты, дайте ребенку на ситро. Он хорошо работал. Лидочка варежку на руку натягивает, говорит просто:
— Славик, это же на кино. Понимаешь, малыш? Это на пленку. Лева из-за этого чуть не разбился. А мы вдруг дадим тебе на ситро. Ну, потерпи. У меня дома компот есть, за окном. Холодный.
— Кто чуть не разбился?— спрашивает Женька.— Лева? Где он?
Мы рассказали Женьке обо всем, что случилось на крыше.
— Ну, так пошли к нему,— говорит Женька.
— Нельзя. Уже его мама все знает. Жиган садится в снег рядом с Женькой.
— Пусть мальчик ситро попьет и орехи съест,— шарит он в карманах,— держи, Славик, трешку.
Славик мнет трешку в кармане, на нас смотрит.
— Ну, иди, Славик,— говорит Лидочка,— пей свое ситро…
— Жмоты,— встает Жиган,— я же к вам по-хорошему. Пошли, Славик.
Славик в египетскую пирамиду шлепается, на нас не смотрит.
— Ну, пошли же, Славик,— просит Жиган.— И ситро и орехи — все будет.
— Славик,— тихо говорит Лидочка;
— А тебе, рыжая, что надо?— оборачивается Жиган.
— Каштановая она,— говорю я.
— Все вы тут каштановые!— вдруг орет Жиган.— А я что, рыжий? Я же к вам по-хорошему. Понимаете? Алешка? По-хорошему… А вы?
— Подожди, успокойся,— говорит Лидочка и садится рядом с Жиганом.— Ну, чего ты шумишь?
— Да я не шумлю… Так просто… И когда только ваше кино будет готово?
— Еще немножко. Так, директор?— спрашивает меня Лидочка.
— Ага!
Лидочка варежкой потрясает: .— На пленку! Кстати, Славик, давай-ка сюда деньги. Запихала все в варежку, смеется.
— Сколько будет теперь метров, директор?
— Много,— радуюсь я.
— Правильно, Алеша!— кричит Славик и падает на меня.— Давай бороться!
Все стали бороться.