Король шпионских войн: Виктор Луи — специальный агент Кремля

Доподлинно неизвестно, но некоторые иностранные журналисты, работавшие с Луи, уверяют, будто встреча эта была не первой, и Луи присутствовал на хрущёвской даче, когда тот ещё премьером принимал в неформальной обстановке того самого фермера из Айовы Росуэлла Гарета, который «заразил» его кукурузой. И тогда, мол, Хрущёв отказался от услуг официальных переводчиков, попросив переводить Луи.

Как бы там ни было, в тот день к отставному политику приехал не чужой человек. Для Виктора, способного обаять даже головореза (вскоре этот навык понадобится), расположить к себе обделённого вниманием «бывшего первого» не составило труда. Как принято говорить, «установился хороший контакт». Остальное было делом техники в прямом и переносном смысле: съёмочные аппараты у блестящего торговца информацией были всегда новейшие и никогда не отказывали.

То, что снял в тот день Луи, вскоре увидели сотни миллионов людей во всём мире, но только не в Советском Союзе. Это были превратившиеся в пожизненные выходные будни старого человека, потерявшего власть над гигантской толпой и страдавшего без аудитории больше, чем без самой власти. Его царство, как у последнего китайского императора, запертого в Запретном городе, сжалось в тысячи раз, до размеров дачного гектара. Человек, который мог уничтожить полмира (и едва этого не сделал), сегодня показывал приветливым супругам с камерой свои пенсионерские аттракционы: грядки, какие-то банки, опыты с гидропоникой. Что-то там посеял, но ещё не взошло. Ещё были кадры за обеденным столом с женой и внучкой — тут Хрущёв сидит уже в галстуке.

Как и в октябре 1964 года, Луи держал в руках планетарный эксклюзив, и снова благодаря своему ничего не подозревавшему спасителю-кормильцу, Хрущёву.

Громыхнуло в середине лета 1967-го. Несмотря на мёртвый сезон, фильм «Никита Хрущёв в изгнании: его мнения и откровения», показанный телекомпанией NBC, наделал гигантский шум. Продюсер Люси Джарвис, снявшая до этого несколько мировых эксклюзивов[47], наложила на кинокадры из Петрово-Дальнего закадровый голос Никиты Сергеевича. Советское посольство в Вашингтоне раскалялось добела от обилия звонков отовсюду, в том числе из Москвы.

Назавтра грянул скандал.

В ответ на показ невесть откуда взявшихся кадров с опальным Хрущёвым, которого недолюбливал и боялся Брежнев и неосталинисты в его команде, власти СССР решили прервать работу NBC над фильмом о советских тюрьмах: этим АПН утром огорошило телепродюсеров, уже прилетевших в Москву. Все американские газеты разразились комментариями и пересказами документальной ленты. И хотя Хрущёв был назван в фильме unperson[48] и «позабытым садовником на клумбе своих воспоминаний», в целом эти части мозаики давали благоприятную картину: в Советском Союзе, как и в Соединенных Штатах, есть отставные лидеры страны. Они наслаждаются заслуженным отдыхом и внуками, вспоминают, размышляют…

Расчёт Луи, который всегда отрицал свою причастность к фильму Люси Джарвис, опять оправдался.

Дисциплинарные меры не коснулись лично героя картины (ведь Луи не мог не получить добро на свой манёвр «наверху»), тем не менее начальник хрущёвской охраны был снят и заменён. Его, видимо, решили наказать не за «политику», а за то, что «зевнул» лазутчика с камерой, а заодно избавиться от слишком лояльного к «царской семье» стража. По рассказам Сергея Хрущёва, от нового шефа охраны кроме «нельзя» и «не положено» они ничего не слышали.

Сына в день съёмок на даче не было, и о выходке Луи он узнал позже, зато Виктор сделал для себя ещё одно бесценное открытие: Хрущёв взялся за мемуары. Луи ещё не знал, что с ними можно сделать и сколько из них выжать, но уже знал: можно. И сделал так, чтобы Лев Петров знал, что он это знает.

Именно поэтому осенью 1967-го, когда Луи ещё продолжал свою македонскую пиар-стрельбу по мемуарам Аллилуевой, на его даче появился необычный визитёр.

Этот — не подпадает ни под одну из категорий: не «проситель», не «луёнок», да и «важняк» он какой-то не такой. Не еврей-отказник, не диссидент. Ему не нужны чеки для похода в «Берёзку». Однако в этом невысоком человеке в очках, рыхловатом, коренастом, но с добрыми чертами лица легко угадывалась физиогномика отца. Перед Виктором Луи стоял Сергей Никитич Хрущёв.

Привёз его всё тот же Лев Петров, но теперь уже — зеркально наоборот — Хрущёва на дачу Луи. Первые ритуальные слова — как и всегда, о погоде, быстро ли доехали, какой шикарный у Вас дом, а у отца такого не было даже в бытность его… и так далее. Младший Хрущёв держится достойно, не оглядывается по сторонам, глазки не бегают трусливо-воровато из стороны в сторону. Но неуверенность, как говорится, сквозит: за пару дней до этого Петров предложил Сергею подъехать к «другу, у которого собираются любопытные люди, а сам он — корреспондент английской газеты».

Сам Хрущёв-младший описывает это так в своей книге:»… Последние слова меня обеспокоили. Я работал в ракетной фирме, и общаться с иностранцами нам категорически запрещали. Я поделился своими сомнениями с Лёвой.