Король снов

Но Поллиекс также знал, как держаться, когда оказывается, что привлекательная молодая женщина, пусть даже не так давно резко отвергнувшая его благосклонность, решает показать, что его знаки внимания не будут ей неприятны. Келтрин приветствовала его с теплотой, которую, она нисколько не сомневалась, он истолкует правильно Так и вышло. Он нисколько не удивился, когда она заговорила с ним о Большом Мор-пине, его силовых туннелях и зеркальных катках, о горках и прочих аттракционах и пожаловалась, что за все время своего пребывания в Горном замке так и не удосужилась посмотреть тамошние чудеса.

Поллиекс был очень хорош собой, а его изысканные утонченные манеры не шли ни в какое сравнение с неуклюжим полумальчишеским поведением Аудхари и непреклонно суровым достоинством Динитака. Три дня и три ночи, которые она провела с ним в Большом Морпине, прошли изумительно. Но почему же, снова и снова спрашивала она себя, она никак не могла полностью погрузиться в те удовольствия, которые предлагал ей Поллиекс?

И почему мысли о Динитаке продолжали терзать ее сознание — даже теперь, даже здесь, даже когда она была с другим мужчиной? Она покончила с Динитаком. И все же… О, будь он проклят! — мысленно восклицала она. — Будь он проклят!

8

Попав в Тиламбалук, город средних размеров, находившийся на четыре сотни миль дальше в сторону Алаизора, Деккерет, вспомнив рассказ Престимиона о том, как тот поступал в первые месяцы своего правления, переоделся в простую дорожную одежду и отправился на городской рынок, чтобы послушать там, что говорят люди. Короналю бывает полезно, сказал ему Престимион, собственными ушами послушать, о чем судачат на рынке. Замок на вершине горы забрался слишком высоко в небо, и оттуда плохо виден реальный мир.

С собой он взял только Динитака. Они тихонько ускользнули с утра, ничего никому не сказав. Фулкари в этот день чувствовала себя неважно и отдыхала в своей комнате в резиденции. Ей Деккерет тоже не сказал о своем намерении.

Хотя Престимион для таких походов тщательно маскировался, даже надевал парики и приклеивал фальшивые усы, Деккерет не видел никакой необходимости в подобных ухищрениях. Престимион обладал характерной внешностью, его легко можно было узнать по необычному контрасту между невысоким ростом и величественной, поистине королевской осанкой, так что короналя в нем мог угадать даже человек, которому никогда не доводилось видеть его портретов. Один только проницательный властный взгляд сразу говорил окружающим, кто перед ними находится.

Но Деккерет нисколько не опасался, что здесь, так далеко от Замка, кто-нибудь сможет узнать его на улице. Монеты новой чеканки, на которых был выбит его профиль, еще не могли дойти сюда, да и кому придет в голову сопоставлять стилизованное изображение короналя на монете со случайным прохожим на улице? А портреты нового короналя, висевшие чуть ли не в каждой витрине, не отличались особым сходством с оригиналом; Деккерет сам узнавал себя на них с трудом. Облаченный в грубую поношенную одежду, которую он позаимствовал у одного из слуг, сопровождавших его свиту, с бесформенным матерчатым картузом на голове, он походил на крепкого простолюдина средних лет, крупного мужчину, явившегося в город, чтобы наняться на дорожные работы, или к лесорубам, или на еще какую-нибудь подобную работу, требующую большой физической силы. Никто не станет приглядываться к такому. А Динитаку Барджазиду опасность быть узнанным вообще не грозила.

Рынок в Тиламбалуке занимал большую овальную площадь, которая, как и подобает овалу, имела два фокуса. По короткой оси это овал делила пополам мощеная дорога. На площади царил хаос, порожденный изобилием, каждый торговец, стоявший за своим прилавком, буквально соприкасался плечами с соседями.

Восточную половину рынка занимали ряды, где торговали овощами и фруктами, тут же стояли многочисленные колоды мясников, возле которых было выложено свеженарубленное мясо и хлюпали под ногами лужицы крови. Далее тянулся участок, отведенный продавцам сладких пирожков и легких пенистых хмельных напитков, среди которых тут и там оказывались развалы дешевой одежды. Границу этой части рынка отмечала цепь небольших жаровен — неизменных атрибутов вездесущих лиименов, которые торговали сосисками по всему Маджипуру.