Король снов

Считалось, что именно здесь, в Кесмакуране, Дворн начал свое восстание против правительства, созданного случайными и некомпетентными людьми в самые первые дни после того, как переселенцы с Земли высадились на Маджипуре, и здесь же он был захоронен после своего выдающегося царствования, продолжавшегося почти сто лет. Гробницу постоянно посещали паломники, рассказывал Зельдор Луудвид, становились на колени перед священными ковчегами, в которых хранились несколько волосков и даже один зуб, и просили великого понтифекса походатайствовать перед Божеством о даровании мира и благополучия обитателям Маджипура.

Деккерет никогда прежде не слышал об этом. Но ни один корональ не сумел бы ознакомиться со всеми многочисленными культами, размножившимися в мире после того, как Пранкипин начал проводить свою политику поддержки всевозможных суеверий.

Все, что знал Деккерет, относилось к области мифологии: в тревожные времена, наступившие спустя пятьсот—шестьсот лет после того, как первые люди-колонисты прибыли на Маджипур, провинциальный лидер по имени Дворн собрал где-то в западных землях армию, пошел походом по областям, проповедуя евангелие мирового единства и стабильности и получая единодушную поддержку большинства населения, донельзя уставшего от междоусобной вражды, и в конце концов стал хозяином всего Алханроэля. Он присвоил себе титул понтифекса, используя слово, которое на одном из языков Старой Земли означало «строитель моста», и назначил Бархольда, молодого армейского офицера, своим помощником по управлению миром, присвоив ему титул короналя, то есть обладателя короны. Именно Дворн установил декретом, что по смерти каждого понтифекса лорд корональ будет получать этот титул и назначать нового короналя, который будет занимать его собственное место. Таким образом он позаботился о том, чтобы монархия ни при каких условиях не могла стать наследственной: каждый понтифекс выбирал своим преемником наиболее подготовленного человека из своего окружения, гарантируя тем самым, чтобы миром из поколения в поколение правили способные руководители.

Все это рассказывалось в третьей песне грандиозной эпической поэмы Эйтина Фёрвайна «Книга Изменений», с незапамятных времен отравлявшей жизнь каждого школьника на планете. Но не следовало забывать, что даже для Фёрвайна Дворн был всего лишь именем. Нигде, ни в третьей песне, ни где либо еще, поэт даже не пытался изобразить его как человека. Он не высказал ни одного намека на то, каким Дворн мог быть внешне, не процитировал ни одного анекдота, который дал бы хоть какой-то ключик к характеру Дворна. Дворн существовал в поэме только в качестве основателя государства и творца первозданных законов.

Так что, с точки зрения Деккерета, Дворн был чисто мифическим персонажем, традиционным героем, символической фигурой, которую кто-то когда-то изобрел, чтобы объяснить происхождение системы понтифексата. Деккерет подозревал, что средневековые историки, ощущая необходимость дать имя забытому воину, который помог воплотить в жизнь существовавшую с древних лет и до их времени систему власти, чья жизнь, дела и даже имя давно затерялись в тумане веков, решили присвоить ему имя Дворн.

Как совершенно справедливо заметила Фулкари, кто-то должен был стать первым понтифексом. Так почему бы ему не называться Дворном. Деккерету никогда не приходило в голову, что где-то в глубине западной части центрального Алханроэля могла существовать настоящая гробница Дворна, полная натуральными реликвиями — физическими останками первого понтифекса (как ему сказали, там было несколько зубов, одна или две кости и даже — спустя тринадцать тысяч лет! — часть его волос), — которым с величайшим благоговением поклонялись жители обширной провинции.

И вот теперь корональ лорд Деккерет находился в Кесмакуране и стоял перед настоящей гробницей понтифекса Дворна, готовясь предстать перед изваянием древнего монарха и смиренно просить Дворна благословить его правление

Он чувствовал себя невероятно глупо Престимион никогда не говорил ему, что, став короналем, он должен будет странствовать по свету, стоять на коленях перед провинциальными идолами, оракулом священных деревьев и множеством других фантастических и идиотских вещей, прося о милости неодушевленные предметы Он был зол на Зельдора Луудвида за то, что тот втянул его в это представление Но теперь было уже некуда деваться, подумал он, и, по-видимому, его обязанностью как короналя было участвовать в обрядах самых разнообразных верований всякий раз, когда он решал расстаться со спокойствием Замковой горы и спуститься вниз, к людям, которыми он правил, причем это нисколько не зависело от того, насколько абсурдными были эти верования и обряды.