Два дня спустя парламент Парижа зарегистрировал грамоты узаконения. Луи-Огюсту присваивался титул герцога Мэнского, Луи-Сезару – графа де Вексен, а Луизе-Франсуазе – девицы де Нант. Имя матери детей не упоминалось, а мотивы, обосновывавшие этот акт, были изложены более чем расплывчато: «Людовик, милостию Божией король Франции и Наварры, нежность, которой природа наделяет нас к нашим детям, и много других причин, каковые значительно увеличивают в нас сии чувства, обязывают нас признать Луи-Огюста, Луи-Сезара и Луизу-Франсуазу и даровать им публичные знаки сего признания для обеспечения их сословного положения…» Хотя с юридической точки зрения мотивы были слабоваты, но для Атенаис де Монтеспан это не имело никакого значения – она добилась своего и вывела королевских отпрысков из-под угрозы быть обреченными на судьбу потомства хоть и родовитого, но опутанного долгами и не сделавшего карьеры дворянина, каковым являлся ненужный ей теперь муж.
Желая окончательно отделаться от претензий темпераментного маркиза де Монтеспан, Атенаис в 1674 году, узнав о смерти своей свекрови, вчинила мужу иск о разделе имущества, обвинив его в «растрате собственности, плохом управлении и жестоком обращении с ней». Нелишне напомнить, что при заключении брака супруги де Монтеспан не обладали никаким личным имуществом, а деньги на прожитье надлежало, согласно контракту, обеспечивать родителям новобрачных. Подробности об этом процессе довольно неинтересны, маркиз де Монтеспан подал ответный иск о возврате денег, выделенных в свое время его родителями, но ловкие адвокаты нашли способ урегулировать все денежные претензии к обоюдному удовлетворению сторон. Это обошлось супруге (точнее, королевской казне) в 90 000 ливров. Стряпчие мудро избрали путь уплаты долгов маркиза, дабы кредиторы не принудили его к продаже земель, «в ущерб интересам детей». Монтеспана же обязали не преследовать и не посещать его законную жену.
Благоприятный для его финансового положения исход процесса несколько усмирил неистовый нрав маркиза, и он даже вернулся на военную службу. Однако это совершенно не означало, что гасконец был согласен сносить насмешки или язвительные замечания в свой адрес. Это полностью прочувствовал на себе шевалье де Маникан, который осмелился подтрунивать над рогоносцем и был брошен в тюрьму по требованию де Монтеспана. Сам Кольбер поздравил маркиза с такими решительными действиями против наглеца. Вовсе не стоит думать, что тот действительно испытывал какую-то неистребимую жажду мести. Когда жена и родственники шевалье принялись осаждать его с просьбой проявить милосердие, маркиз заявил, что если стражи порядка изъявят желание выпустить заключенного, он «по доброте сердца» дает на то свое согласие. Надо сказать, что его жена иногда окольными путями подкидывала ему кое-какие деньги и к тому же вплотную занялась карьерой их общего сына (напоминаем, двенадцатилетняя дочь Мари-Кристина скончалась в 1675 году).
В отличие от Луизы, Атенаис не скрывала своих стремлений быть первой во всех аспектах придворной жизни, и Людовик прилагал все старания к тому, чтобы исполнить малейшие капризы предмета своей страсти. Правда, она не желала выглядеть в глазах царственного любовника вульгарной мещанкой и для начала отказалась принимать от него в подарок драгоценности, но согласилась брать их взаймы. Сохранилось любопытное письмо Людовика Кольберу по этому поводу: