Король сусликов

— Жаль, — покачал головой Черри. — Чертовски жаль. Все-таки самая красивая девушка во всем городе.

Я смял листок, швырнул его в реку, проследив взглядом за тем, как его уносит прочь течение.

Полицейские чины устроили импровизированное совещание. С десяток человек в форме окружили Черри. После непродолжительной дискуссии им удалось прийти к согласию, что жизнь бедняжки трагически оборвалась в зоне ответственности полиции Булл-Ривер Фолз. Судя по лицу Черри, он был явно доволен таким результатом.

Я сфотографировал момент отъезда эксперта-криминалиста. Затем я запечатлел ботинок девушки, одиноко лежавший на берегу. Почти сразу же его поднял патрульный и убрал в пакет. Вслед за этим я сел в свой грузовичок-пикап и принялся ждать, когда наконец разъедутся полицейские. Задремал и проснулся, вздрогнув, когда вертолет телевизионщиков поднялся и завис над рекой. Из дверцы высовывался пристегнутый ремнями безопасности оператор с камерой, совсем как пулеметчик во время вылета на боевое задание.

ГЛАВА 2

Зима выдалась практически бесснежной, а весной не выпало ни капли дождя. К июлю окончательно установилась жуткая сушь. Жарко, без осадков, и ни облачка на небе. Сенокосные угодья превратились в поля, покрытые красной пылью, словно на Марсе.

Хлопья тополиного пуха висели в воздухе на Мейн-стрит, напоминая крошечных волшебных фей в белых одеждах. Страшась пожаров, городской совет принял решение отменить фестиваль фейерверков, который обычно проводился на День независимости.

Лесной пожар начался на горе Беллиэйк, протянув свои огненные пальцы к городу по склонам, поросшим тополями. В ночи теперь отроги гор местами мерцали и переливались, словно уголья. Наверное, именно так в стародавние времена выглядели эти склоны в темное время суток, когда ковбои становились на привалы и разводили костры, чтобы приготовить ужин.

На улицах города, подобно бродячим псам, стали появляться койоты. Они были с опаленными шкурами и выглядели больными. Кого-то из них пристрелили — просто так, для развлечения, поскольку оружие в этих краях водилось у каждого. Впрочем, постепенно народ стал привыкать к койотам, и они уже не вызывали ни у кого изумления, как и лоси, что, гонимые пламенем пожаров, прибегали на парковку у почты.

Постепенно привыкли и к вою койотов. Они голосили непрерывно, по несколько часов кряду, иногда ненадолго смолкая, будто бы повинуясь взмаху палочки невидимого дирижера.

Весь край внезапно преобразился, стал неузнаваемым. В воздухе висело ощущение, что где-то там в горах поселилось нечто чуждое и злое.

Лесной пожар стих, потом начался снова. Опять сошел на нет и начался заново. Затем, выдержав паузу, полыхнул вновь. Лес горел, пока не прибыли на помощь пожарные бригады из Монтаны — они-то и помогли взять ситуацию под контроль.

Я решил воспользоваться затишьем, чтобы съездить в Денвер в больницу для ветеранов. С одной стороны, мои кошмары становились все безумнее и нелепее, а с другой — мой психиатр хотел меня обследовать и внести корректировки в лечение.

И вот я уже второй день в больнице. Жду медсестру, а тем временем ломаю голову — чем же себя занять. Знали бы вы, через какое количество анализов меня прогоняет Дядюшка Сэм! А сколько я таблеток сожрал! Сколько изнывал от безделья в приемных покоях больниц! Порой мне вводят препараты с помощью медицинских пластырей: синих, розовых, зеленых, украшенных логотипами фармакологических компаний. Еще я пью лекарства из крошечных, как наперстки, стаканчиков. Когда начинает казаться, что у меня вот-вот сорвет крышу и я рехнусь окончательно, я глубоко дышу — в точности как учил мой психиатр.

Сейчас подобное со мной происходит каждый день, и потому психиатр, доктор Нгуен, велит постоянно чем-нибудь занимать голову.

Когда медсестра заходит в приемный покой неврологического отделения и тщетно силится выговорить мою фамилию: «Пре… Презу… жу… же», я, не дожидаясь, поднимаю руку, встаю и следую за девушкой.

— А как на самом деле произносится ваша фамилия? — спрашивает девушка.

Я отвечаю, и она улыбается:

— Что-то у меня совсем не получилось, да?

Она закрывает дверь, и я снова остаюсь в одиночестве.

Утром мне дают таблетку, чтобы я смог расслабиться перед последним обследованием. Я закрываю глаза, стараясь не думать, что впереди дорога домой — два часа за рулем. Мне не давали покоя мысли о лесном пожаре в Булл-Ривер Фолз, и я искренне надеялся, что девушка, которую я нанял, чтобы та написала передовицу для выпуска на этой неделе, все сделает к моему возвращению.

Где-то далеко, в конце коридора, кто-то спустил воду в туалете. Загудели трубы. Всего этого оказалось достаточно, чтобы мысли смешались и в голове началась чехарда.