И тут же отскочил в сторону, потому что ему под ноги вывалился труп, которому контрольный выстрел ну никак не требовался. Его голова напоминала арбуз, по которому дали кувалдой. Видать, в нее угодило несколько пуль. Макушки не было вообще, а то, что оставалось, было измазано смесью крови, мозга и раздробленных костей черепа.
Мой бедный палач выронил пистолет, оперся здоровой рукой о стенку и стал кидать харч. Мне, хоть я и был закален работой в реанимации, тоже стало не по себе. Однако, взяв себя в руки и подойдя к нему, я подобрал с земли «Беретту».
Вернувшись к машине, я дождался, когда браток проблюется, и позвал его:
— Все, закончил? Иди сюда.
Он, окончательно сломанный, безропотно подошел ко мне, вытирая платком мокрую морду.
Я помолчал и, держа «Беретту» наготове, сказал:
— А сейчас ты, Алекс, расскажешь мне все. Вопрос первый — почему ты приехал на встречу со мной, маленьким и слабым, с целой армией вооруженных людей? И сразу же второй вопрос — куда ты хотел меня везти? Можешь отвечать на любой или на оба сразу. Говори, я тебя слушаю.
Алекс скривился и выдавил сквозь зубы:
— Пошел ты, гнида казематная!
— Это я, значит, гнида? — поинтересовался я, — я, а не ты, который меня захватить хотел на ровном месте? Ну что же, вот сейчас мы и проверим, кто из нас гнида. А заодно ты увидишь, чего стоишь ты сам, чего стоят твои братки и чего стоит ваша дружба.
Я перевел взгляд на стоявшего рядом хмурого безоружного братка.
— Как тебя зовут, брателла?
Он вдруг ухмыльнулся и хрипло сказал:
— А меня Брателлой и зовут. Я удивился и покачал головой:
— Надо же, угадал… Ну так вот, Брателла, Алексу — конец. Это я тебе точно обещаю. То, что я человек серьезный, — сам видел. Но вот, понимаешь, какое дело… Не хочет Алекс отвечать на мои вопросы. А мне об него руки пачкать не хочется. Так что испачкай об него хоть руку свою оставшуюся, хоть ноги, хоть каркалыгу свою ему в очко засади, а чтобы он на мои вопросы ответил. А вопросы простые. Повторю еще раз. Первое — куда вы меня хотели везти. Второе — зачем. Вот и все вопросы. Давай, приступай. И имей в виду, если он все расскажет, я тебя не трону.
И, попятившись назад, я удобно облокотился на высокий капот «Блэйзера».
Брателла в нерешительности посмотрел на меня, потом на Алекса, и тогда я сказал ему:
— Давай, Брателла, отработай свою жизнь.
Брателла повернулся к Алексу и извиняющимся голосом сказал:
— Слышь, Алекс, скажи ты ему, чего он хочет, сам видишь, наши не пляшут!
Алекс пронзил его взглядом и ответил:
— Я тебя, падла, живого в землю зарою! Я засмеялся и встрял в их разговор:
— Не верь ему, Брателла, это его зароют на днях! А тебе еще, может быть, жить придется.
Выражение лица Брателлы изменилось, и он, сжав зубы, сильно ударил ногой прямо по простреленной щиколотке Алекса.
— Слышь, ты, баран, отвечай, когда тебя спрашивают!
Алекс завыл от боли, а Брателла, схватив его здоровой рукой за изуродованную ступню, стал изо всех сил выворачивать ее, приговаривая:
— Ты, сучий потрох, если сам дохнешь, то других с собой в яму не тяни! Отвечай, падаль, блядь!
Видно, Алексу действительно было очень больно, потому что он, извиваясь от боли, выкрикнул:
— Все, отпусти, сейчас скажу!
Брателла отпустил его, и Алекс, перевалившись на спину и быстро дыша, заговорил:
— Я не знаю, кто они. Они пришли ко мне в «Одессу», по виду — серьезные люди, и попросили накрыть тебя и после этого позвонить им. Сказали, что ты — какой-то там очень нужный им Знахарь. Дали аванс наличными — сто штук. И обещали еще столько же, когда получат тебя живым.
— Сто тысяч долларов? — переспросил я.
— Да. А кто они — не знаю. Гадом буду, не знаю. У одного на щеке шрам, на серп похожий. Все. Больше ничего не знаю.
Лицо Алекса было покрыто мелкими каплями пота, и он часто дышал. Похоже, что он не врал. Я перевел взгляд вниз и увидел, что его окровавленная ступня повернута в противоположную сторону.
Ну, бля, Брателла постарался… Меня аж передернуло.
Я взял с капота «Вальтер» и, загнав патрон в ствол, выкинул обойму. Нагнувшись, я вложил пистолет в дрожавшую руку Алекса и сказал ему:
— Здесь один патрон. В кого будешь стрелять — в меня или в Брателлу?
Брателла забеспокоился:
— Э, ты же говорил, Знахарь…
Я, не поворачиваясь к нему, и держа Алекса на мушке, сказал:
— Заткнись, сучонок, я сказал, что не трону тебя, значит, так и будет. А если Алекс тебя пристрелит, это уж — извини.
Алекс посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Брателлу и проскрипел:
— Тебя, Знахарь, я не знаю. А вот этого выблядка я сам на свою голову из говна вытащил.
И он, быстро подняв пушку, выстрелил Брателле в лоб. Ничего был выстрел, точный, даже из такого трудного положения. Брателла повалился на спину, и из дырки у него во лбу толчками забулькала черная кровь.
Алекс выронил пистолет и закрыл глаза.
— Давай, кончай бодягу, — прошептал он.
Я вздохнул и убрал «Беретту» в кобуру. Хватит с меня на сегодня трупов. Видеть их больше не могу.
— Живи, Алекс, — сказал я, — и помни, что ты меня продал, а я тебя не убил. Помни и не забывай.