Король умер, да здравствует король

– Сколько раз! Но она так ничего мне и не сказала. Она вообще из лагерей вернулась другой. И дело не во внешних изменениях, хотя они были такими разительными, что никто, кроме нас, ее вассалов, Графиню не узнал. Эллина изменилась внутренне. Замкнулась. Стала жесткой, нелюдимой, суровой. Раньше поболтать могла с соседями, посмеяться, теперь же все молчком. Даже со мной (меня она выделяла особо) почти не разговаривала. И от любой помощи отказывалась! Хотя тяжело ей было. И морально, и материально, но Эллина со всем справлялась сама. И все предложения руки и сердца отвергла. Мы ведь все четверо ей в мужья набивались. Но она твердо ответила нам «нет». Даже Мишке, который к тому времени высоко взлетел. Комната-то за Эллиной осталась только благодаря его хлопотам. Раньше ведь как? Врагов народа всего лишали, в том числе жилплощади. Многие тогда, вернувшись, по родственникам-друзьям скитались, а Графиня возвратилась к себе в комнатку, где и мебель, и посуда, и ковры – все сохранилось. Мы-то думали, почему к нам никого не вселяют, некоторые (это я Кузнецовых имею в виду) даже в ЖЭК ходили скандалить, но все осталось неизменным...

– А вот скажите, Константин Сергеевич, – прервала стариковский монолог Лариса, – помните ли вы тот год, когда в вашей коммуналке ремонт делали?

Семакин, услышав вопрос, вздрогнул – Лара отчетливо видела, как повело его худые плечи, но ответил совершенно спокойным голосом:

– Конечно, это было в 1971-м.

– Вы уезжали на время ремонта из Москвы?

– Да. На рыбалку.

– И жили на реке все то время, что длились работы?

– Нет, однажды я приезжал в город.

– Когда ремонт уже подходил к концу, не так ли?

Котя удивленно воззрился на Лару. Очевидно, его поразила ее осведомленность.

– Да, он был почти закончен – маляры уже все выкрасили, но потом еще кладку в комнате Кузнецовых поменяли, – ответил он после небольшой паузы.

– Это было при вас? Вы видели, как ломали старую и выкладывали новую стену?

– Нет. Я ранним утром уехал на реку, а рабочие являлись не раньше десяти... – Он вперил в Лару настороженный взгляд и сухо спросил: – К чему эти вопросы, девушка?

– Ответьте еще на пару, и я вам все расскажу, – отозвалась Лариса.

– Хорошо, но...

– Когда вы приехали с рыбалки, в квартире находилась одна Графиня?

– Да... – Он запнулся. – Вернее, она точно находилась, я видел свет в ее комнате, но был ли кто еще, сказать не могу – я сразу прошел в свою халупу и уснул, не снимая одежды... – Котя поморщился. – Был ужасно пьян!

– А на кухню вы не заходили? – уточнила Лара. Ведь, со слов бабы Шуры, Графиня разговаривала с кем-то именно там.

– Нет. Я бы просто не дошел...

Лара слушала старика, не отрывая взгляда от его лица. Она не считала себя отличным физиономистом, но определять, врет человек или говорит правду, за годы работы на телевидении научилась. Так вот Котя, судя по всему, не врал. Но при этом так явно нервничал, что Лариса просто терялась в догадках относительно причины такого состояния Семакина. Чтобы не довести еще одного старика до инсульта, она решила прекратить расспросы и удалиться. Но Семакин не дал ей уйти. Едва Лара стала подниматься со стула, как он схватил ее за руку и горячо прошептал:

– Вы обещали рассказать! – И, усадив Ларису обратно, едва слышно выдохнул: – В тот вечер что-то произошло, да?

– Откуда вы?..

– Я чувствовал что-то неладное... – Он облизнул губы. – Или нет, не так... Я что-то видел, когда выходил пьяный в уборную... А потом заснул... – Семакин побледнел так, что вздувшиеся на его лбу вены стали казаться черными. – Я видел людей... Двух людей. Они ругались... А потом один упал, и вокруг его головы растеклась лужа... – Семакин зажмурился – очевидно, восстанавливал в памяти ту картину. – Это было очень натурально. И происходило будто со мной. Ну, знаете, как бывает во сне? Видишь себя со стороны. Вот и у меня такое ощущение было... И главное – кровь была не только на полу, но и на моих руках. Помню, я смотрю на них, а они красные... – Он тряхнул головой. – Утром проснулся, первым делом на руки глянул, но все было в порядке. Чистые! То есть мне все приснилось. Но состояние потом было такое тревожное, что я выскочил быстрее из дома и на реку...

– А где именно произошла эта сцена? В чьей комнате? Случайно, не в той, где проживали Кузнецовы?

– В моем воображении она произошла! – визгливо выкрикнул Семакин. – Ясно вам, девушка? В моем пьяном воображении! Я так ненавидел Малыша, так давно желал его смерти, что мне снилось ночами, как он умирает...

– То есть в вашем сне был убит именно Малыш?

– Да, да, да! – теперь уже он взревел и вдруг так истово затряс головой, что подбородок его стал просто-таки биться в грудную клетку.

Лара испуганно вскочила со стула и бросилась к двери. Выбежав в коридор, она схватила за руку проходящего мимо медбрата и втащила в палату с криком:

– Пациенту плохо!

Семакину на самом деле было плохо. Голова его все так же ходила ходуном, а кроме этого судорогой свело руки и ноги. Он корчился на полу, стукаясь затылком о плинтус, и все повторял «Да, да, да!».