Король уныния

Он был единственным родным человеком, который у меня остался, поэтому я должен был сильно переживать о его вероятной смерти. Вместо этого я чувствовал лишь оцепенение, словно наблюдал за тем, как на киноэкране угасает актер, похожий на моего отца.

Мы с отцом никогда не были близки, отчасти потому, что он винил меня в смерти матери, а отчасти потому, что я тоже винил себя.

Каждый раз, когда он смотрел на меня, он видел человека, который отнял у него любовь всей его жизни, и он ничего не мог с этим поделать, потому что я был единственной оставшейся частичкой ее.

Каждый раз, когда смотрел на него, я видел разочарование, досаду и обиду. Я видел родителя, который вымещал свой гнев на мне, когда я был слишком мал, чтобы понять всю тяжесть горя; который отказался от веры в меня и заставил меня сдаться, даже не начав.

— Он справится, — сказала Слоан.

Она не часто пыталась утешить меня, поэтому я не стал портить момент, размышляя о том, что, может быть, все было бы проще, если бы он этого не сделал.

Это была ужасная, отвратительная мысль, которую вынашивают только чудовища, поэтому я никогда не произносил ее вслух. Но она всегда была там, гноилась внутри и ждала подходящего момента, чтобы нанести удар.

На телефоне Слоан загорелось уведомление. Я успел мельком увидеть значок электронной почты, прежде чем она выхватила свой телефон, и момент рухнул, как замок из песка во время прилива.

— Никакой работы, — напомнил я ей.

— Это не работа, это… — ее кожа приобрела оттенок отбеленной кости.

Я выпрямился, озадаченность смыла все остатки нежелательных воспоминаний.

— Что случилось?

— Ничего, — Слоан стояла, выражение ее лица застыло. — Я… я сейчас вернусь.

Она что, заикалась? Слоан никогда не заикалась.

Она ушла, оставив меня смотреть ей вслед и гадать, какое сообщение может быть настолько плохим, чтобы выбить из колеи Слоан Кенсингтон.

ГЛАВА 10

Твоя сестра беременна.

Три слова не должны вызывать у меня тошноту, но это произошло.

Я перечитала письмо в десятый раз. Днем, вскоре после того, как я получила его, друзья Ксавьера решили, что им надоела эта бухта. Они хотели поплыть на другой пляж, но я убедила Ксавьера сначала отвезти меня на виллу. К счастью, он сделал это без вопросов.

И вот теперь, спустя несколько часов, я сидела на своей кровати и смотрела на первое письмо от отца с того самого дня, как я ушла из его офиса и из своей семьи.

Конечно, он нарушил свое многолетнее молчание ради Джорджии. Она была моей родной сестрой, но мы никогда не общались так, как с Пен.

А теперь Джорджия была беременна.

Я знала, что рано или поздно это случится, но не ожидала, что так скоро.

Смузи, который я заставила себя выпить на ужин, бурлил в моем желудке, пока я снова читала его сообщение.

Как и подобает Джорджу Кенсингтону (и да, мою сестру назвали в его честь), послание было жестче только что накрахмаленного смокинга на балу Наследия.

Слоан,

Я пишу, чтобы сообщить тебе, что твоя сестра беременна. Учитывая вышеупомянутые обстоятельства, тебе пора загладить свою вину и избавиться от детской обиды на инцидент, произошедший много лет назад. Мелочность — не самая привлекательная черта.

С уважением, Джордж Кенсингтон III

Я думала, что мое возмущение уже давно иссякло, но оно усиливалось с каждым прочтением.

Пришло время загладить свою вину и отказаться от детской обиды.

Детской обиды? Детской обиды?!

Телефон скрипнул от того, как крепко я его сжала. Не могу поверить в то, что отец все еще винит меня, а не свою любимицу.

Отчасти я понимала всю иронию своего положения. Бедная маленькая богатая девочка не была так любима, как золотой ребенок, тот, кто мог улыбаться, танцевать и очаровывать любого в комнате. Джорджия могла плакать, как нормальный человек, и вести себя как идеальная светская львица. Она была дочерью, о которой всегда мечтал мой отец, а я была позором.

Если бы я смотрела фильм с собой в главной роли, я бы посмеялась над собой, но это был не фильм. Это была моя жизнь, и как бы я ни притворялась, что меня это не беспокоит, мои испорченные отношения с семьей всегда будут слабым местом.

Я бросила телефон на кровать и встала.

Если я буду слишком много думать о нынешней жизни Джорджии, то начну думать о прошлом, а если я буду думать о прошлом…

Нет. Я не собиралась туда возвращаться.

Намерение превратило мою тошноту в твердую решимость.

К черту Джорджию, к черту прошлое и к черту попытки моего отца заставить меня извиниться за то, что сделали неправильно они. Ад замерзнет прежде, чем я вернусь к ним.

Я прекрасно обходилась и без них.

Глаза сильно напряглись, но я сжала челюсти и проигнорировала это, роясь в шкафу в поисках чего-нибудь, что надену.