Король в Несвиже

– Из бабок ни одна о ней тоже не побеспокоится, – докончил князь печально. – Не забывай, что она последняя из своего рода и таких сеттеров на свете уже нет. Ты знаешь, асинджей, что я её привёз с Мадагаскара, а королевская псарня гонялась за мной аж до Португалии… потому что я её выкрал.

Улыбнулся генерал и начал прохаживаться.

– А что мне это произведение искусства стоило! – окончил воевода, выкручивая руку над головой. – У неё ужасно тяжелое дыхание, – сказал он, послушав.

Наступило молчание. Воевода глубоко задумался и без какого-либо перехода начал заново:

– Значит, мы решили, что короля-экономщика в Несвиже нужно принять. И вы думаете, что это лёгкая вещь. Раз, два – яичницу поджарить, графинчик вина принести и все дела! Но… Но!.. Мир и корона Польская всё-таки на трубы радзивилловские обращённые глаза имеют… газеты раструбят, посчитают, сколько кур мы пожарим, сколько пива мы выкатим. Я провалить дела не могу; должно быть, пане коханку, grandioso! Хо! Хо! хо! хо!

И воевода докончил бормотанием, на которое Непта глухим ворчанием ответила сквозь сон.

– И знаешь, асинджей, что самое худшее? – понижая голос, добавил воевода. – Не могу ручаться за то, чтобы я ему какой финфы под нос не пустил. Будет меня искушать и свербить подшутить над ним. За моих придворных тоже не ручаюсь, потому что они так его любят, как я… не сдерживаются… изобразить что-то должны… отличную оказийку, хе! хе!

– Ваша светлость, а закон гостеприимства? – прервал генерал.

Князь усмехнулся.

– Ах ба… закон гостеприимства! – пробормотал он. – А было бы тебе приятно, если бы ты должен был Можейке, который тебе ботинки чистил, целовать руку?

Оба пожали плечами. Вдруг Непта под столом шумно задвигалась и князь спешно наклонился к ней.

– Смотрите же, как она неспокойна! – воскликнул он. – Надо бы на это чем-то помочь. Как ты думаешь, если бы ей дать Cornucervi?

– Чёрт побери! – прервал генерал с нетерпением. – Пустить её на двор, пусть себе травы поищет и съест, и будет здорова. Вся её болезнь в том, что её слишком откармливают.

Князь покачал головой, по-прежнему присматриваясь к Непте, которая, растянувшись на другом боку, спокойно засыпала. Какое-то время прошло в молчании.

– То правда, – начал снова воевода, напившись, – что мы раньше не имели случая проветривать то старьё, что в сокровищнице хранится; а тогда бы, по крайней мере, со шпалер моль стряхнули и с вещей пыль стёрли… но дорого будет стоить эта демонстрация! Из двух зол я бы предпочёл уж кого из Массальских принимать, пане коханку… хоть и это – ни с пера, ни с мяса. Уж и мы можем позволить приём, а если бы не хватило, то мне Горбачевский обещал пятнадцать злотых в залог дать…

Моравский, не смакуя эти шутки, возмущался.

– Ваша княжеская мосць, – сказал он, – вы глава дома.

– Разное бывает, – пробормотал воевода, – иногда я головой, иногда карманом дома, иногда рукой и даже случалось уже и ногами быть… но – что мы там! Лишь бы Непта была здорова! Суета всё! Горбачевский одолжит, а вы настаиваете на своём, я уже это вижу. Когда вам чего захочется, бедный пан воевода должен слушать. Голову ему забивают, забивают – для святого мира… залатает старый контуш, и даст последний грош. Что он должен делать, бедняжечка.

И, покачав головой несколько раз, добавил:

– Всё это бабские интриги… Твоей жене захотелось показать королю Заушье, следовательно, я его должен привезти в Несвиж для неё, чтобы она ему цветочками хвасталась.

Генерал пожал плечами.

– Иные бабы, которым хочется браслетик или ожерелье, – говорил далее князь, – вторят ей. Все в него влюбились, а это негодяй, который гладкими словами отделывается от Бога и людей.

Повторился вздох, вытирание пота с лица, попивание калтешала и поглядывание на Непту. Разговор перешёл на любимого сеттера.

– Не могу даже предположить, – начал воевода, – когда случатся роды; я был бы более спокойным, между тем, вы велите мне заняться приёмом этого экономщика и отдачей ему королевских почестей.

– Потому что ему они полагаются, – воскликнул нетерпеливый генерал, – всё-таки он помазанный!

– А, асинджей, ты знаешь, каким маслом? – сказал живо князь. – Мне покойный Подбипята гарантировал, что просто взяли то, которое для салата используют. Откуда он о том знал, я не спрашивал, но он никогда не лгал.

Моравский отвернулся почти гневный, а князь, помолчав, говорил дальше: