Король в Желтом

Рю Баррэ сидела и смотрела на него, не говоря ни слова. Ее лицо было спокойно, но губы едва заметно дрожали. Глаза, такие восхитительно-синие на свету, стали темными и бархатистыми, а румянец, выступивший на шее, бледнел с каждым вздохом. Она казалась маленькой и хрупкой. Меньше, чем днем, в городе. Что-то детское проступило в ее чертах. Наконец, он отвернулся, взглянул в зеркало и, увидев собственное отражение, замер, шокированный, будто столкнулся с чем-то ужасно отвратительным. Голова и мысли прояснились. На секунду их глаза встретились, затем он уставился в пол, сжав губы. Внутренняя борьба, происходившая в нем, заставила его склонить голову, а каждый нерв был напряжен до предела, будто готов разорваться в любое мгновение. Теперь все кончено, гремел внутри страшный голос. Он слушал, почти не обращая внимания, ибо уже знал итог, и слова не имели значения. Он понимал, что ничего изменить нельзя и другого финала не будет, и слушал, почти не обращая внимания, страшный голос, гремевший внутри.

Затем он выпрямился. Рю Баррэ вскочила на ноги и замерла, опираясь на стол узкой ладонью. Он распахнул окно, поднял шляпу и снова его закрыл. Приблизился к розовому кусту и спрятал лицо в лепестках. Одна роза стояла в стакане на столе. Словно во сне, девушка вынула ее, поцеловала и положила перед ним. Он молча взял ее, прошел через комнату и отворил дверь. На лестнице было темно и тихо, но девушка подняла лампу и спустилась с ним по гладким ступеням. Отперла замки и открыла дверцу в кованых воротах.

Он вышел в ночь с розой в руке.

Послесловие

Что за песню пели сирены или каким именем назывался Ахилл, скрываясь среди женщин, – уж на что это, кажется, мудреные вопросы, а какая-то догадка и здесь возможна.

Томас Браун

Выкраду твой безобразный остов

у обманутой смерти

И сам стану смертью твоею —

всепожирающим адом безумия…

Томас Ловелл Беддоуз

Бывают книги, окутанные легендой, и бывают – порождающие легенды. Это похоже на колдовство: порой автор творит по наитию или просто добавляет рассказ к рассказу без какого-либо тайного замысла, но собрание историй открывается читателю как мозаика, и книга сама говорит с ним. Иногда, чтобы разжечь любопытство, достаточно туманных намеков. Интересно, сколько людей искали сведения о Братстве Синего Корабля, упомянутого Мишелем Фуко в «Истории безумия…»? Сколько версий «Некрономикона» написано в наши дни? Речь идет об игре с читателем: в первом случае сознательной, во втором – вышедшей из-под контроля. Но Роберт Чамберс не думал об этом, создавая «Короля в Желтом», он просто добавил к «мрачным» рассказам несколько реалистических, и объединил их в один сборник. Эта книга, лучшее из всего, что он создал, будто отбившийся от рук голем, обрела собственную жизнь, дыша безумием и черпая силу из человеческой тяги к тайне и гибели. Случилась магия, а вернее – fantastique.

Словом fantastique называется поджанр французской «темной» литературы, который отличает вторжение сверхъестественного в реалистическое повествование. Главная действующая сила в таких историях – рок, нависший над героями и до поры незримый. Чаще это злая судьба, намного реже – «бог из машины». Обычно признаки надвигающегося кошмара настолько незаметны, что принимаются второстепенными персонажами за совпадения и не имеют значения ни для кого, кроме ненадежного рассказчика. Он либо знает, что его судьба решена, и ждет удара или спасения, либо дергается, как марионетка на ниточках, пытаясь освободиться от навязанной ему роли – естественно, тщетно. Темы fantastique – безумие, страсть и фатум. Особенности – близость к магическому реализму и восхитительно проработанные персонажи. Наиболее яркие примеры в жанре: «Песочный человек» Гофмана, «Мальпертюи» Жана Рея и, конечно, «Король…» – маленькая желтая книга[114], полная бретонской печали и французского романтизма, порой переходящего в декаданс.