Король в Желтом

Ее сердце пело розе на ее груди. Два крупных серых голубя опустились на террасу – важно прохаживались и кланялись, кивали и кружили, пока Рю Баррэ не засмеялась. Подняв глаза, она увидела перед собой Клиффорда. Он мял шляпу в руках с улыбкой, способной разжалобить бенгальского тигра.

Рю Баррэ нахмурилась и вопросительно взглянула на Клиффорда, затем, увидев забавное сходство между его поклоном и кивками голубей, рассмеялась – против воли и совершенно очаровательно. Неужели это была Рю Баррэ? Она изменилась, так изменилась, что не узнавала себя, но ах!.. песня, звучавшая в ее сердце, заглушала все на свете, дрожала у нее на губах, хотела вырваться наружу, рассыпалась безудержным смехом при виде голубя… и мистера Клиффорда.

– Думаете, раз я отвечаю на приветствия обитателей квартала, вы можете рассчитывать на особую дружбу? Я вас не знаю, месье, но тщеславие – второе имя мужчины. Будьте уверены, месье Тщеславие, впредь я стану кланяться вам крайне церемонно.

– Но я молю… заклинаю вас позволить мне воздать вам дань уважения, которую так давно…

– О милый, мне нет до этого дела.

– Разрешите иногда говорить с вами… редко… очень редко.

– Поговорив с вами, придется говорить с другими…

– Вовсе нет… я буду благоразумен.

– Благоразумны – вот как?

Ее глаза были такими ясными, что Клиффорд дрогнул, пусть только на мгновение. Затем им овладел демон безрассудства, и, сев рядом, он предложил ей руку и сердце, жизнь и богатства. Он знал, что выглядит глупо, что в нем говорит страсть, а не любовь, что с каждым словом он все глубже погружается в трясину. Эллиотт хмурился на площади у фонтана, удерживая бульдогов, рвавшихся, казалось, на помощь Клиффорду. Даже они чувствовали, что что-то идет не так. Эллиотт кипел от гнева и бормотал проклятия.

Клиффорд замолчал, вне себя от волнения, но Рю Баррэ не торопилась с ответом, и его пыл угас. Он начал осознавать масштабы случившегося. На смену восторгу пришло сожаление, но он отбросил его и рассыпался в страстных уверениях. Рю Баррэ тотчас его прервала.

– Благодарю вас! – сказала она чрезвычайно серьезно. – Ни один человек еще не предлагал мне руку и сердце.

Она отвернулась и посмотрела на город.

Помолчав, заговорила вновь:

– Вы оказали мне огромную честь. Я одинока и бедна. Я – ничто.

Она вновь отвернулась и поглядела на Париж, сверкающий и прекрасный в свете совершенного дня. Он проследил за ее взором.

– Ах, – прошептала она, – трудно… так трудно всегда работать… быть все время одной… без человека, которому можно довериться… без любви, которая не вела бы на улицу, на бульвар, когда страсть остынет. Я знаю это… мы все знаем… и все же, бедные и одинокие, отдаем себя без остатка, когда полюбим, отдаем сердце и душу, предвидя финал.

Девушка коснулась розы у себя на груди.

На секунду она, казалось, забыла о нем, а затем тихо проговорила:

– Благодарю вас! Я очень признательна! – Она раскрыла книгу, оторвала у розы лепесток и вложила его между страниц. Посмотрела Клиффорду в глаза и мягко сказала: – Я не могу принять ваше предложение.

V

Клиффорду потребовался примерно месяц, чтобы окончательно прийти в себя, хотя к концу первой недели Эллиотт с видом знатока объявил о его выздоровлении. Процесс ускорился, ибо Рю Баррэ тепло принимала их почтительные приветствия. Сорок раз на дню Клиффорд благословлял ее за отказ и благодарил свою счастливую звезду, и в то же время – о непостижимое человеческое сердце! – испытывал адские муки.