Король в Желтом

Садовник улыбнулся. Видимо, они ей не нужны. Она регулярно покупала здесь анютины глазки – два-три горшочка каждую весну – и никогда не торговалась. Чего же она хотела? Эти цветы были, наверное, пробным шаром, мостиком к более важной сделке. Садовник потер руки и огляделся.

– Тюльпаны восхитительны, – заметил он, – а гиацинты… – Он уставился на душистые купы как зачарованный.

– А этот? – прошептала Рю, указывая сложенным зонтиком на роскошный розовый куст.

Она пыталась оставаться спокойной, но ее голос дрогнул. Селби заметил это: стыдно сказать, он подслушивал. Заметил и садовник. К его чести, он не добавил к цене цветка не сантима, ведь было ясно, что Рю, как бы ни была очаровательна, все же бедна.

– Куплю анютины глазки, – ответила девушка и вытащила из потертого кошелька два франка.

Затем подняла глаза. В них, сверкая как бриллианты на солнце, стояли слезы. Когда первая слезинка скатилась по щеке, ей показалось, что она увидела Селби. Девушка вытерла платком удивительно синие глаза, и он предстал перед ней во плоти, чрезвычайно смущенный. Внезапно его охватила страсть к астрономическим изысканиям. Он уставился в небо и минут пять сверлил его взглядом. Садовник последовал его примеру, полицейский тоже. Затем Селби посмотрел на носы своих ботинок, садовник взглянул на него, а полицейский тяжелой поступью двинулся дальше. Рю Баррэ к тому времени исчезла.

– Что вам нужно, месье? – спросил садовник.

Как одержимый Селби принялся покупать цветы. Садовник был потрясен. Никогда еще он не продавал столько цветов по столь выгодным для себя ценам и никогда, никогда в жизни не встречал такого покладистого покупателя. Ему хотелось спорить, торговаться, призывать Небо в свидетели. Сделке не хватало остроты.

– Эти тюльпаны восхитительны!

– Да! – горячо соглашался Селби.

– Но, увы, они дорогие.

– Беру.

– Dieu[102], – бормотал садовник, обливаясь потом, – он безумнее большинства англичан.

– Этот кактус…

– Прекрасен!

– Увы…

– Пришлите вместе с остальными.

Садовник прислонился к парапету.

– Этот дивный розовый куст… – тихо начал он.

– Невероятно красив. Думаю, пятидесяти франков будет…

Он осекся, вспыхнув. Садовник наслаждался его смущением, но тут Селби взглянул на мужчину холодно и дерзко, словно подначивая его:

– Я возьму эти розы. Почему та юная леди не могла их купить?

– Мадемуазель небогата.

– Откуда вы знаете?

– Dame[103], я продаю ей анютины глазки. Они совсем ничего не стоят.

– Сегодня она купила эти?

– Эти, месье, золотисто-синие.

– Когда вы отправите ей цветы?

– В полдень, как закончу торговлю.

– Добавьте к ним этот розовый куст и… – он смерил садовника взглядом, – не говорите, от кого он. – Глаза садовника округлились, когда Селби добавил со спокойствием победителя: – Остальные отправьте в отель дю Сенат, дом семь по рю де Турнон. Я оставлю указания консьержке.

С важным видом застегнув перчатку, юноша пошел прочь. За углом, вдали от пристального взгляда садовника, его щеки вспыхнули: теперь ему казалось, что он вел себя как полный идиот.

Десятью минутами позже Селби сидел в номере отеля, повторяя с глупой улыбкой:

– Какой же я осел, Господи, какой осел!

Прошел час. Он не сходил с места и не менял позы, не снимал шляпы и перчаток и по-прежнему держал в руках трость. Молчал и рассматривал носки туфель, погрузившись в раздумья. Его улыбка уже не казалась глупой – теперь она была мечтательной.

III

Около пяти вечера маленькая женщина с печальными глазами – консьержка в отель дю Сенат – всплеснула руками, потрясенно глядя на стоявшую у дверей повозку, полную цветущих кустов. Она позвала Жозефа, невоздержанного garçon[104], который, прикидывая цену цветов в petit verres[105], мрачно заявил, что понятия не имеет, кому они предназначены.

– Voyons, – сказала маленькая консьержка, – Cherchons la femme![106]

– Вас? – поддразнил он.

Маленькая женщина на секунду задумалась и вздохнула. Жозеф почесал нос, который по своей яркости мог соперничать с любым цветочным прилавком.

Затем со шляпой в руке появился садовник. Несколькими минутами позже Селби стоял в центре номера без пальто. Он закатал рукава. В комнате, даже с мебелью, оставалась пара футов свободного пространства. Теперь там стоял кактус. Кровать стонала под грузом анютиных глазок, лилий и гелиотропов, прихожая была полна тюльпанов и гиацинтов, а в умывальнике разместилось деревце, которое «однажды непременно расцветет».

Чуть позже пришел Клиффорд, споткнулся об ящик душистого горошка, выругался, извинился и, оценив размах цветочной fête[107], потрясенный сел на герань. Она сломалась, но Селби сказал:

– Забудь. – И посмотрел на кактус.

– Готовишься к балу? – спросил Клиффорд.

– Н… нет… Просто очень люблю цветы, – сказал Селби, но его заявлению не хватало энтузиазма.

– Похоже на то. – Воцарилось молчание. – Милый кактус.

Селби посмотрел на растение, коснулся его с видом знатока и уколол палец.