Король в жёлтом

Я был в ярости. Что он имел в виду? Наконец, прокляв его самого и его слова, я повернулся на другой бок и уснул, но когда я проснулся, выглядел бледным и изнурённым, так как мне снился тот же сон, что и предыдущей ночью, и это беспокоило меня более, чем я готов был признать.

Одевшись, я спустился в студию. Тесси сидела у окна, но, как только я вошёл, поднялась и обвила руками мою шею, чтобы получить невинный поцелуй. Она выглядела такой милой и нежной, что я поцеловал её вновь, прежде чем устроиться перед мольбертом.

— Вот так так! А где набросок, что я начал вчера? — спросил я.

Тесси слышала меня, но ничего не отвечала. Я принялся перебирать пачки полотен, поторапливая её:

— Давай, Тесси, собирайся скорее. Нам нельзя упустить утренний свет.

Когда я, наконец, отчаялся найти нужную мне работу среди других полотен и обернулся, чтобы оглядеть комнату, я заметил, что Тесси стоит перед ширмой по-прежнему в одежде.

— В чём дело? — спросил я. — Ты нехорошо себя чувствуешь?

— Нет.

— В таком случае поторопись.

— Ты хочешь, чтобы я позировала, как... как обычно?

И тогда я понял. Это была новая трудность. Я, конечно же, потерял свою лучшую модель для обнажённой натуры. Я взглянул на Тесси. Её лицо пылало. Увы, увы! Мы вкусили от древа познания, и Рай с его наивной невинностью стал лишь сном из прошлого — по крайней мере, для неё.

Полагаю, она прочитала разочарование на моём лице, так как тут же добавила:

— Я стану позировать, если хочешь. Набросок здесь, за ширмой, я его спрятала.

— Нет, — сказал я. — Мы придумаем что-нибудь другое, — прошёл в гардероб и принёс мавританский костюм, расшитый блёстками. Этот оригинальный наряд привёл Тесси в восторг, и она тут же скрылась с ним за ширмой. Когда она вновь появилась, я был поражён. Её длинные чёрные волосы, схваченные надо лбом венцом с бирюзой, спадали вниз и вились у блестящего кушака на талии. Ножки облегали остроносые туфельки, а юбка, отделанная любопытным серебряным орнаментом, падала до лодыжек. Вышитая серебром и отливающая сталью голубая рубашка и поблёскивающий нашитой бирюзой короткий мавританский жакет шли ей невероятно. Она подошла и подняла ко мне своё улыбающееся личико. Я сунул руку в карман и достал золотую цепочку с крестиком, и вложил их в её руку.

— Это тебе, Тесси.

— Мне? — заколебалась она.

— Да. А теперь давай работать, — тогда, сияя улыбкой, она убежала за ширму и тут же вернулась с маленькой коробочкой, на которой было написано моё имя.

— Я собиралась подарить её тебе перед тем, как пойду домой, — сказала она, — но не могу утерпеть.

Я открыл коробочку. Внутри среди розовой ваты лежала заколка из чёрного оникса, на котором был инкрустирован странный символ или буква. Он не был из арабского или китайского языка, и, как я узнал позднее, не принадлежал ни к одному из человеческих алфавитов.

— Это единственное, что я могу подарить тебе на память, — робко сказала она.

Я был раздосадован, но сказал, что непременно буду хранить её подарок и пообещал всегда носить его. Она прикрепила заколку к лацкану моего пиджака.

— Как глупо, Тесси, тратиться на безделушки вроде этой, — заметил я.

— Я не покупала её, — рассмеялась она.

— Где же тогда ты её достала?

И она рассказала, как нашла эту заколку, возвращаясь однажды из Аквариума в Беттери, как она разместила объявления и просматривала газеты, но так и не смогла найти её владельца.

— Это случилось прошлой зимой, — сказала она. — В тот самый день, когда мне впервые приснился тот страшный сон про катафалк.

Я вспомнил собственное видение этой ночь, но не произнёс ни слова, и вскоре мой карандаш летал над новым холстом, а Тесси неподвижно замерла на возвышении для позирования.

III

Следующий день был для меня крайне неудачным. Передвигая натянутые на рамы холсты с одного мольберта на другой, я поскользнулся на полированном полу и тяжело упал на обе руки. В результате я так сильно растянул оба запястья, что не было толку пытаться взять в руки кисть, и мне пришлось слоняться по студии, глядя на неоконченные рисунки и наброски, покуда отчаяние не одолело меня, и я не уселся, чтобы покурить, сцепив в раздражении пальцы. Дождь бил в стекло и гремел по крыше церкви, терзая мои нервы своим неопределённым ритмом. Тесси шила у окна и то и дело поднимала голову, чтобы взглянуть на меня с таким искренним состраданием, что меня начинал одолевать стыд за собственное раздражение, заставляя оглядываться в поисках какого-нибудь занятия. Я прочёл все журналы и книги в библиотеке, но ради того, чтобы отвлечься, подошёл к полкам и распахнул дверцы, помогая себе локтем. Узнавая книги по цветам обложек, я изучал их, медленно проходя по библиотеке и насвистывая, чтобы поднять себе настроение. Я уже собирался вернуться в столовую, когда мой взгляд упал на обёрнутый в змеиную кожу том, стоявший в дальнем углу последнего книжного шкафа. Переплёт был незнакомым, и снизу я не мог разобрать нечёткие буквы на корешке, так что я прошёл в курительную и позвал Тесси. Она вышла из студии и взобралась наверх.

— Что это? — спросил я.

— «Король в Жёлтом».