Хоуберк объяснил, что, помимо коллекции доспехов музея Метрополитен, где он был назначен на должность оружейника, он также занимался несколькими коллекциями, принадлежавшими богатым любителям. Сейчас в его руках была недостающая часть знаменитого доспеха, на которую один из его клиентов набрёл в маленьком магазинчике в Париже, в квартале д’Орсай. Хоуберк выторговал её и сохранил этот наголенник, так что теперь комплект был полным. Оружейник отложил молоток и прочёл мне историю доспеха, начинавшуюся с 1450 года: он переходил от владельца к владельцу, покуда не попал в руки Томаса Стейнбриджа. Когда его великолепная коллекция была распродана, один клиент Хоуберка купил реликвию, и с тех пор начались поиски недостающего фрагмента, который и обнаружился практически случайно в Париже.
— И вы продолжали настойчивые поиски даже без уверенности, что наголенник всё ещё существует? — расспрашивал я.
— Конечно, — холодно отозвался он.
Тогда я впервые заинтересовался Хоуберком.
— Вы получили за него какую-нибудь награду? — предположил я.
— Нет, — со смехом ответил он. — Моей наградой было удовольствие от находки.
— И у вас нет желания разбогатеть? — с улыбкой поинтересовался я.
— Моё единственное желание — быть лучшим оружейником в мире, — серьёзно ответил он.
Констанс поинтересовалась, видел ли я церемонию у Залы Упокоения. Она обратила внимание на кавалерию, проехавшую по Бродвею этим утром, и желала бы видеть открытие, но её отец хотел, чтобы знамя было закончено, так что она по его просьбе осталась.
— Видели ли вы там вашего кузена, мистер Кастайн? — спросила она, и её мягкие ресницы слегка задрожали.
— Нет, — небрежно ответил я. — Полк Луиса сейчас в Вестчестере, — я поднялся и взял свою шляпу и трость.
— Вы снова собираетесь к этому безумцу? — рассмеялся Хоуберк.
Если бы он знал, сколь отвратительно мне было это слово, «безумец», он никогда не употреблял бы его в моём присутствии. Оно подымало во мне такие чувства, которые я не взялся бы описать. Тем не менее, ответил я ему спокойно:
— Да, я полагаю, что мне следует зайти к мистеру Уайльду и провести с ним некоторое время.
— Бедняга! — встряхнув головой, воскликнула Констанс. — Должно быть, нелегко жить в одиночестве год за годом этому нищему, почти что выжившему из ума калеке. Как славно, что вы так часто заходите к нему, мистер Кастайн.
— Я думаю, он дурной человек, — заметил Хоуберк, вновь берясь за молоток. Я заслушался мелодичным звоном пластин наголенника, а когда он закончил, ответил:
— Нет, он не дурной человек, и уж точно не слабоумный. Его разум — комната чудес, из которой он может извлечь такие сокровища, для приобретения которых вам или мне понадобились бы годы.
Хоуберк рассмеялся.
— Он знает историю как никто другой, — продолжил я немного раздражённо. — Ничто, даже самая незначительная мелочь не ускользает от его внимания, а его память столь точна, столь аккуратна в деталях, что если бы в Нью-Йорке стало известно о существовании подобного человека, люди не смогли бы воздать ему достаточно почестей.
— Ерунда, — пробормотал Хоуберк, разыскивая упавшую на пол заклёпку.
— А разве ерунда, — вопросил я, стараясь сдерживать свои чувства, — разве ерунда то, что он сказал о набедренных пластинах и налядвеннике 8 расписного доспеха, который обычно называют «Княжеский Гербовой»: их можно найти среди ржавого театрального реквизита, сломанных плит и кучи прочего хлама на чердаке на улице Пели?
Хоуберк выронил молоток, но, тут же подобрав его, очень тихо спросил, откуда мне известно, что у «Княжеского Гербового» недостаёт набедренных пластин и левого налядвенника.
— Я не знал этого, покуда мистер Уайльд не упомянул об этом на днях. Он сказал, что они находятся на чердаке дома номер 998 по улице Пели.
— Ерунда, — воскликнул оружейник, но я заметил, что его руки под кожаным фартуком дрожали.
— И так же ерунда, — вежливо продолжил я, — что мистер Уайльд всё время называл вас маркизом Эйвонширским, а мисс Констанс?..
Я не закончил, так как девушка вскочила на ноги с лицом, каждая чёрточка которого выражала ужас. Хоуберк посмотрел на меня, неторопливо разглаживая фартук.
— Возможно, — заметил он, — что мистер Уайльд знает невероятно много всего...
— О доспехах, например, и о «Княжеском Гербовом», — вставил я с улыбкой.
— Да, — продолжал он медленно, — и о доспехах тоже — возможно. Но он ошибается в отношении маркиза Эйвонширского, который, как вы знаете, убив очернителя своей жены, бежал в Астралию, но ненадолго пережил супругу.
— Мистер Уайльд ошибается, — прошептала Констанс. Её губы побелели, но голос оставался спокойным и мелодичным.
— Что ж, сойдёмся, если вам будет угодно, на том, что относительно этого единственного случая мистер Уайльд ошибся, — заключил я.
II
Я преодолел три пролёта разваливающейся лестницы, по которой так часто взбирался и прежде, и постучал в маленькую дверь в конце коридора. Мистер Уайльд открыл, и я вошёл внутрь.