Король в жёлтом

Цветочник улыбнулся: ей явно хотелось купить вовсе не анютины глазки. Каждую весну она покупала у него по два-три горшочка этих цветов и никогда не торговалась. Что же ей нужно? Он предчувствовал, что сегодня анютины глазки – это лишь предлог для более важной сделки. Цветочник потер руки и огляделся по сторонам.

– Вот великолепные тюльпаны, – заметил он. – А эти гиацинты…. – он закатил глаза, рекламируя свои душистые закрома.

– А вот эти… – пробормотала Рюбарре, указывая сложенным зонтиком на чудесную розу, и при этом голос у нее дрожал.

Селби заметил это и смутился, что подслушивает чужой разговор. Цветочник тоже заметил и, уткнувшись носом в розы, сразу почуял выгодную сделку. Нужно отдать ему справедливость: он не прибавил ни сантима к честной стоимости цветов, потому что Рюбарре была несомненно бедна, хотя и очаровательна.

– Пятьдесят сантимов, мадемуазель, – проговорил он серьезным тоном.

Рюбарре почувствовала, что торговаться нет смысла. Некоторое время оба они стояли молча. Цветочник не стал расхваливать товар – роза была великолепна без всяких комплиментов.

– Я возьму анютины глазки, – сказала девушка и вынула из потертого кошелька два франка.

Затем она подняла голову. Глаза ей застилали слезы, преломлявшие свет, словно бриллианты. Но когда одна из них медленно покатилась к уголку носа, перед ней возникло смутное видение молодого человека. Она быстро вытерла испуганные голубые глаза краешком платка, и в фокусе появился очень смущенный Селби. Он тут же отвел глаза к небус таким пристальным вниманием, что цветочник посмотрел туда вслед за ним, и полицейский тоже. Потом Селби принялся разглядывать свои ботинки, пока садовник рассматривал его самого, а полицейский, ссутулившись, двинулся дальше. За это время Рюбарре успела отойти на некоторое расстояние.

– Что вам предложить, сударь? – спросил цветочник.

Селби и сам не понял, зачем он принялся скупать цветы. Зато цветочник, чуя поживу, был словно наэлектризован. Никогда прежде он не продавал столько товара сразу, по таким хорошим ценам, и никогда не был так единодушен с покупателем. Впрочем, ему хотелось яростного торга, ему хотелось поспорить и хотя бы раз призвать в свидетели небеса. Этой сделке явно не хватало перца.

– Эти тюльпаны просто великолепны!

– Да, действительно, – горячо воскликнул Селби.

– Но увы, они слишком дороги.

– Я их беру.

– О боже, – пробормотал цветочник, обливаясь потом, – да он безумнее, чем большинство англичан.

– А вот кактус…

– Он чудесен!

– Э-э-э…

– Заверните его вместе с остальными.

Цветочник в изнеможении прислонился к парапету моста.

– Вот еще великолепный розовый куст… – едва слышно начал он. – Пятьдесят франков.

Цветочник наслаждался, наблюдая, как молодой человек внезапно покраснел. Однако секундное замешательство сменилось в глазах Селби холодным самообладанием, и он, не сводя глаз с цветочника, сказал:

– Да, я возьму вон ту розу. Почему мадемуазель не купила ее?

– Потому что мадемуазель не богата.

– Откуда вам это известно?

– Матерь Божья, да потому что я всегда продаю ей только анютины глазки, они стоят дешево.

– Это те анютины глазки, которые она купила?

– Да, мсье, вот эти, голубые с золотом.

– Значит, вы ей пошлете их?

– В полдень, когда торговля окончится.

– Добавьте к ним розу и… – тут он пристально посмотрел на садовника, – не смейте говорить, кто ее послал. Остальное отнесите в отель «Дю Сенат», улица Турнон, 7. Я оставлю указания консьержу.

Затем он с большим достоинством застегнул перчатку и зашагал прочь. Скрывшись с глаз цветочника за углом, он почувствовал себя совершенным дураком. Десять минут спустя он уже сидел в своей комнате в отеле «Дю Сенат» и повторял с идиотской улыбкой:

– Какой же я осел! Какой осел!

Через час он все еще сидел в кресле, в той же позе, в шляпе и в перчатках, с тростью в руке. Теперь он молчал, погрузившись в глубокомысленное изучение носков своих ботинок, и на лице его блуждала очень глупая улыбка.

III

Около пяти часов вечера консьержка отеля «Дю Сенат», маленькая женщина с печальными глазами, удивленно всплеснула руками, обнаружив, что к дверям подъехал фургон, набитый цветами, как клумба. Явился лакей Жозеф, вечно навеселе. Увидев цветы, он сразу принялся подсчитывать их примерную стоимость, но, кому они предназначались, он не знал.

– Ясно, что в деле замешана женщина, – сказала маленькая консьержка.

– Может, ты? – предположил он.

Она на мгновение задумалась, а потом вздохнула. Жозеф потрогал свой нос, – его нос был замечательно красного цвета, так что мог соперничать с любой цветочной витриной. Затем в холл гостиницы явился цветочник со шляпой в руке, а через несколько минут Селби снимал пальто посреди своей спальни и закатывал рукава рубашки. Первоначально в этой комнате, помимо мебели, было некоторое пространство для прогулок, но теперь оно было занято кактусами. Кровать прогнулась под ящиками, набитыми анютиными глазками, лилиями и гелиотропами, пол гостиной покрывали гиацинты и тюльпаны, а умывальник подпирало молоденькое деревце, которое рано или поздно должно было расцвести.