Король ворон (ЛП)

— Не могу, — ответил Гэнси. — Мы оба это знаем.

— Да, знаем, — удовлетворённо согласился Генри. — Однажды он чуть не убил Ченга Два ради веселья. Он был худшим.

Гэнси облокотился на пыльную стену.

— Ты теряешь сознание? Ты в порядке? Я думал, мы беседуем.

Они беседовали, просто не тем способом, каким ожидал Гэнси. Он разговаривал с большим количеством загадочных людей в погоне за Глендовером. Во многих случаях его путешествия очерчивались не городами и странами, между которыми он передвигался, а людьми и феноменами. Разница была в том, что это Гэнси их искал. Никогда они не искали его. Он никогда на самом деле не встречал никого, похожего на себя, и даже несмотря на то, что Генри был далёк от близнеца Гэнси, он был ближе всех среди тех, кого Гэнси до сих пор находил.

Он не осознавал одиночество таких убеждений, пока не распробовал его.

— В Аглионбае ещё много магических людей, о которых мне следует знать?

— Кроме тех, что тусуются с тобой? Никого, насколько я знаю. Я пытался разобраться в тебе целый год.

— Всё есть в студенческом справочнике.

— Нет, дурень. Идиоматически. Раскусить тебя. Понять, ты мерзкий тип, как К, или нет. Рас-ку-сить. Кому тут английский не родной? Намекаю: не тебе.

Гэнси рассмеялся, потом посмеялся ещё немного. Ему казалось, он прошёл через все эмоции, известные человеку, за последние несколько дней.

— Я не мерзкий тип, — сказал он. — Я просто парень, ищущий короля. Ты сказал, твоя мать купила две таких штуки? Где другая?

Генри вытащил драгоценное насекомое из своего кармана. Его янтарное сердце снова согревало огонёк в яме.

— Ещё в лаборатории, конечно, пока отец-голубчик пытается скопировать её из немагических частей. Мать велела мне эту держать у себя, как напоминание о том, что же я.

— И что же ты?

Пчела освещала себя и Генри: её полупрозрачные крылья, его лукавые брови.

— Нечто большее.

Гэнси внимательно смотрел на него. Где-то во время охоты на Глендовера он перестал замечать, сколько магии существовало в мире. Сколько магии осталось не похороненной в гробнице. Сейчас он это чувствовал.

— Тут такое дело, мне надо кое-что рассказать тебе перед тем, как мы станем друзьями, — сообщил Генри. — Моя мать продаёт магию. Она велела мне наблюдать за тобой, чтобы отыскать твои секреты. Я не собираюсь тебя теперь использовать, но это то, что я должен был делать. Я не затевал эту игру в поисках друга.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Пока ничего, — ответил Генри. — Я хочу, чтобы ты подумал об этом. И затем, надеюсь, ты выберешь доверять мне. Потому что я переполнен в смысле секретов и истощён в смысле друзей.

Он держал пчелу так, чтобы Гэнси смотрел на него через свечение её непостижимого тела. Глаза Генри были животрепещущими и беспощадными.

Он подбросил пчелу в воздух.

— Давай выбираться из этой ямы.

Глава 31

У мира не было слов, чтобы измерить ненависть. А были тонны, ярды, годы. Вольты, узлы, ватты. Ронан мог объяснить, как быстро его машина разгонялась. Он мог точно описать, насколько тёплым был день. Более того, он мог передать свой сердечный ритм. Но он совершенно не мог подобрать слова, чтобы в точности рассказать, насколько он ненавидит Академию Аглионбай.

Любая единица измерения должна включать в себя как объём, так и вес ненависти. И она также должна включать компонент времени. Дни, проведённые на занятиях, пустые, бесполезные, давали навыки для жизни, которую он не хотел. Наверное, ни одно слово не вмещало в себя это понятие. Все, пожалуй. Он испытывал все виды ненависти к Академии Аглионбай.

Воровка? Академия была воровкой. Жизнь Ронана была разграбленной грёзой.

Он говорил себе, что позволит себе бросить: это был его подарок на собственное восемнадцатилетие.

И всё же он был здесь.

Бросить. Просто бросить. Либо он верил, что сможет это сделать, либо нет.

Он так и слышал голос Гэнси: «Просто поторчи здесь до окончания учёбы; всего каких-то пару месяцев. Разумеется, ты продержишься так долго».

И вот теперь он старался.

Школьный день душил его, словно подушкой. И он бы задохнулся ещё до последнего звонка, если бы не кислород, который он нашёл в бледной полоске кожи на запястье Адама, где тот когда-то носил часы, и в проблеске неба между уроками.

Ещё четыре часа.

Делан не переставал слать ему сообщения. «Как будет минутка, дай знать». Ронан никогда не писал людям сообщения просто так. «Привет, я знаю, что ты в школе, но, может, на перемене объявишься». Это была ложь, суперсила Деклана. Он полагал, что Ронана не было в школе. «Эй, я в городе, нужно поговорить».