Король воронов

Девочка побежала за ним вдогонку, но не остановилась, поравнявшись с Ронаном. Она предпочла развить бешеную активность по периметру. Всё остальное могло быть сочтено знаком добровольного послушания, а она пошла бы на многое, чтобы этого избежать.

Бензопила крикнула сверху:

– Керау!

Она продолжала орать, пока Ронан не поравнялся с ней. Разумеется, она нашла нечто странное. Он разбросал ногой листья. Это был металлический предмет, как будто многовековой давности. Колесо от «Камаро» 1973 года выпуска, под пару тому древнему и невероятному, которое они нашли на силовой линии давным-давно. В тот раз Ронан решил, что, значит, однажды в будущем они разобьют «Камаро» в погоне за Глендауэром и изгиб времени, сопутствующий силовой линии, пошлет их обратно, а потом снова вперед. Все времена на силовой линии были одним и тем же… ну, типа того.

Но, судя по всему, они еще не добрались до этой точки. На силовой линии их ждали новые приключения.

Это была приятная и пугающая перспектива.

– Молодец, паршивка, – сказал Ронан Бензопиле. – Ну, пошли домой.

Вернувшись в Амбары, Ронан подумал про всё, что ему нравилось и не нравилось в Кабесуотере. Про то, что он сделал бы иначе, если бы решил создать его теперь. Что защитило бы Кабесуотер от угроз в будущем, что дало бы ему возможность связаться с другими такими же местами, расположенными на силовой линии. Что превратило бы его в более полное отражение самого Ронана.

Держа всё это в голове, он взобрался на крышу и посмотрел в небо.

А затем закрыл глаза и начал грезить.

Опал

Были определенные правила. Одни гости могли ее видеть, если Ронан говорил, что это можно, другие не могли, если Ронан велел ей убраться с глаз долой, а ее копыта не позволялось видеть никому.

Опал не разрешалось есть то, что находилось в доме, если только она не получала внятного позволения, даже если это было нечто очень приятное на вкус, например, картонные коробки или пластмассовая одноразовая посуда; особенно ей запрещалось есть любые вещи из комнаты Адама или Авроры, а если она это делала, ее наказывали. Ей не разрешалось называть Ронана «Керау», потому что у него было имя, а она прекрасно умела произносить любые слова, в отличие от Бензопилы, которой мешал клюв. Ей разрешалось залезать почти куда угодно, кроме машин, потому что копыта могли поцарапать металл, и к тому же руки у Опал всегда были очень грязные. Она не обязана была принимать ванну или мыться иным способом, если только не желала зайти в дом; и она не имела права врать, что вымылась, если хотела, чтобы ей позволили полежать на кушетке, потому что «от твоих ног воняет мокрой псиной». Опал не разрешалось красть. Прятать чужие вещи считалось кражей, но если эти вещи ей подарили, их можно было прятать, а потом смеяться. Мертвых животных не разрешалось есть на крыльце, и Опал считала это правило весьма суровым, потому что живых тоже нельзя было есть на крыльце. Ей не разрешалось выбегать на дорогу или возвращаться на силовую линию без сопровождения, и это было глупое правило, потому что силовая линия казалась сном, и ни при каких обстоятельствах она бы добровольно туда не вернулась. Она должна была говорить только правду, потому что Ронан всего говорил правду, но Опал считала, что это самое несправедливое правило, ведь Ронан мог приснить себе новую правду, если ему хотелось, а ей приходилось придерживаться той, которой она располагала в данный момент.

Опал следовало помнить, что она секрет.

В основном, впрочем, всё это было терпимо, и Опал могла делать в Амбарах что хотела. За последнее время ее наказали лишь один раз, из-за электрика. Ей разрешили выбежать и поздороваться с ним – главное, чтобы она не забывала притворяться «моей маленькой кузиной из Сиракуз», а еще не снимала неуклюжие, высокие ботинки, которые сделал для нее Ронан. У электрика были блестящие зубы, а волосы росли прямо на лице, почти закрывая рот – они были длиннее, чем на голове у Ронана, и почти такие же длинные, как на ногах у Опал. Она спросила, как можно отрастить у себя на лице такие волосы, и он ответил: «Главное – не падать духом», и этот совет она сочла очень любезным и воодушевляющим. Электрик по-прежнему очень нравился ей, но Опал больше не позволяли с ним здороваться, потому что она залезла в кабину его фургончика и стащила коробку собачьего печенья, лежавшую под пассажирским сиденьем, и фотографию жены, приклеенную к коробке скоростей. Первое она съела, а у второй выгрызла глаза.

– Блин, ну надо же, – сказал Ронан, обнаружив фотографию после отъезда электрика. – Теперь мы вряд ли сможем ее отдать. Девчонка совсем одичала.

– Она никогда и не была ручной, – заметил Адам. – Просто боялась.

Адам, к великому разочарованию Опал, не жил в Амбарах. Он был всегда добр с ней и иногда показывал, как работают разные вещи. А еще Опал нравилось сидеть в темной комнате и наблюдать, как он спит.