Король живет в интернате

Вот так встреча! Что же теперь будет, если Сенька узнает его? И сколько Андрей ни думал, выходило — плохо. Совсем плохо. Сенька, конечно, страшно зол на него, и если узнает Андрея, то может обо всем рассказать в школе. А дома-то своим дружкам, которые пострадали вместе с ним, наверняка доложит. А те матерям, отцам скажут. А уж те… Нет, лучше и не думать, что его ожидает.

Но может ли Сенька узнать его? Тогда Андрей был совсем иначе одет, прическа была другая. Вон Петя-замзав увидел Андрея без всякой маскировки, и то не сразу вспомнил…

Размышления его прервали девичьи голоса. Андрей увидел Светлану и еще двух девочек с ней. У всех на рукавах белели повязки с красными крестами. Андрей уже знал: это санитарная комиссия. Смотрят спальни. Светлана у них главная.

«Вот бы проверить на ней, — подумал Андрей. — Узнает меня или нет?» Он направился к спальне, где скрылись девочки, и заглянул в открытую дверь. Члены комиссии ходили по комнате, заглядывали в тумбочки, проводили пальцами по оконным рамам и спинкам кроватей. Но здесь жили бывалые интернатовцы — шестой класс «А», и строгие девочки ни к чему не могли придраться.

— Пошли дальше, — сказала Светлана. В дверях она чуть не столкнулась с Андреем. Скользнув по нему равнодушным взглядом, проговорила: — Пока одни пятерки у них. Лучше всех идут.

У Андрея немного отлегло от сердца: не узнала.

И все же весь этот день из головы у него не выходил черноглазый Сенька. И где бы ни был Андрей — а школе, во дворе, в общежитии, в столовой, — он неизменно помнил о нем. Эта беспрерывная настороженность, мысли все об одном и том же буквально измотали Андрея за день. Он уже не разговаривал, не шутил. Когда Митяй предложил пробраться после ужина в сад за яблоками, Андрей отказался.

— Эх, ты! А еще Королем назвался, главным! Сдрейфил!

— Ничего не сдрейфил, — вяло защищался Андрей. — Просто не хочу… Нету настроения, понимаешь…

Митяй не хотел понимать. Он лишь скривил в презрительной усмешке губы. Впрочем, Андрея мало заботило, что о нем подумает приятель.

Только на другой день к вечеру он несколько ожил. Была суббота, и все стали собираться по домам. Раиса Павловна, перед тем как разрешить Андрею идти, сказала:

— Кстати, Королев, чуть не забыла. Сходи в парикмахерскую. Ну зачем такие волосы отрастил! Как стиляга.

— Наголо? — испугался Андрей.

— Небольшой чубик можешь оставить. Только небольшой.

Дома

Дома его ждали. В комнате было прибрано, чисто, пахло пирогами. Нинка, повиснув у него на шее, крепко сцепила руки и не хотела отпускать. Ирина Федоровна прикрикнула на нее:

— Будет, будет! Задушишь.

На матери была зеленая шерстяная кофта, которую она надевала для гостей и по праздникам.

— Супу, Андрюша, не поешь? — спрашивала она. — Хороший суп, с бараниной. Или котлетку дать с картошечкой?

— Да я сыт. Честное слово. Недавно обедал.

— Ну, чайку тогда попьешь. Мы тут с Нинушкой пирогов с яблоками напекли.

Чай ему налили в голубую чашку с золотой каемочкой. Чашка эта, по словам Ирины Федоровны, принадлежала ее матери и потому хранилась как память. Брать ее никому не разрешалось. А варенья ему положили столько, что хватило бы на троих.

От такого внимания Андрей чувствовал себя стесненным. На расспросы отвечал солидно, коротко. А все повторял баском:

— Да вы сами чего не едите? Все мне подсовываете.

Стало темнеть. Включили свет. Ирина Федоровна принялась убирать посуду, а Нинка потребовала, чтобы он сел на диван и посмотрел «картины», какие она научилась рисовать в детском саду. Андрей с улыбкой рассматривал кривобокие дома, куцые елки, смеялся над забавными человечками с растопыренными пальцами, а сам думал: «Полтора месяца еще не прошло. Но, может быть, она приехала?»

Разыскав на шкафу, среди немногих запылившихся книг, журнал «Огонек» (когда-то взял у Евгении Константиновны и не возвратил), Андрей пригладил волосы и, сказав матери: «Я — минут на пятнадцать», вышел на лестницу. Постоял, послушал и надавил кнопку звонка.

— Кто там? — послышался встревоженный голос бабушки.

— Это я, я — Андрей. Из соседней квартиры. Помните? — приглушенным голосом сказал он.

— А-а! — обрадовалась Прасковья Ульяновна. Проходи, проходи, касатик. Давно тебя не видно.

В комнате — никого. Ваза, стоявшая обыкновенно с цветами, была пуста. Андрей понял: Евгения Константиновна не приехала. На всякий случай спросил: — А ваши еще не вернулись?

— Послезавтра жду. Павлуша телеграмму прислал. В понедельник, сообщает, приедут. Да и пора. Загулялись. Оно, конечно, приятно — курорты, море и все такое, да, как говорится, делу время, потехе час. Скорей бы. Совсем заждалась. Жду, а сама, Андрюшенька, переживаю. Боюсь чего-то…

— Чего же вам бояться?

— Да вот не знаю, как с Евгенией-то поладим. Сойдемся ли. И мала, говорят, птичка, да коготок востер. Боюсь ее. А как бы хотелось, чтобы по-хорошему, по-родному все было. Очень мне нравится здесь. И чисто, и тепло, и уютно. Только бы все по-людски, по-семейному…