Король зимы

Он стал что-то невнятно бормотать. Кажется, он просто забыл человеческий язык. Я оставил его и кинулся вслед за женщиной, неуклюже ковылявшей в сторону кустов. Она пронзительно закричала, когда я схватил ее, а почувствовав на теле холод стали, издала безумный протяжный вопль.

— Ты знаешь женщину по имени Нимуэ?

Она была слишком испугана, чтобы вымолвить хоть слово, зато с уродливой беззубой улыбкой покорно приподняла свои грязные юбки. Я коротко ударил ее по лицу.

— Нимуэ! — крикнул я. — Одноглазая девушка по имени Нимуэ! Ты знаешь ее?

Женщина все еще не могла говорить, а лишь тыкала дрожащей рукой в сторону морского побережья Острова. Я убрал меч и ногой опустил подол юбки, прикрывая обнаженные бедра женщины. Она начала карабкаться вверх, к зарослям боярышника. Пока я шел по тропинке в сторону грохотавшего о скалы моря, меня провожали настороженные безумные глаза, сверкавшие из дверей хижин.

Я миновал еще два крошечных поселения, но никто не осмелился меня остановить. Теперь я стал одним из кошмаров, преследовавших беспомощных жителей Острова, карающим монстром с убивающей сталью. Пересекая луг, поросший бледной травой с проблесками голубых цветов молочая и редких темно-красных пик орхидей, я твердил себе, что Нимуэ, поклонница Манавидана, постарается отыскать себе убежище у самого моря.

Южный берег Острова оказался безжизненной грядой камней, усеивавших подножие гранитного утеса. Огромные волны с грохотом расшибались о его стену, скрывая эту глыбу под облаком пенистых брызг, с шипением всасывались в расселины и, укрощенные, нехотя откатывались назад. Казалось, что в глубине моря кипит на неугасимом огне гигантский котел. Это летнее утро было солнечным, но море оставалось серым, как потускневший металл, а холодный порывистый ветер разносил повсюду громкие крики чаек.

Я перепрыгивал с камня на камень, спускаясь к этому ярившемуся, как загнанный зверь, морю. Полы моего изодранного в клочья плаща бились на ветру. Обойдя толстую колонну, высеченную из каменного монолита, я заметил пещеру, вход в которую виднелся сквозь нанесенные приливом водоросли. К пещере вела узкая тропка, вившаяся по самому краю уступа и заваленная выбеленными солнцем костями птиц и животных. Приглядевшись внимательнее, я понял, что это не беспорядочные кучи костей, а выложенные человеческой рукой аккуратные горки, увенчанные черепами. Я замер, охваченный порывом страха. Это убежище, нависшее над бушующим морем, казалось, было самым подходящим местом для отверженных душ.

— Нимуэ! — позвал я, набравшись наконец мужества подойти к самому краю выступа. — Нимуэ!

Я добрался до нижней платформы и двинулся по тропинке, осторожно обходя горки костей.

— Нимуэ! — снова позвал я.

Волны подо мной ревели и тянули вверх хищные пенистые лапы. Они накатывались одна на другую, и каждая следующая словно бы старалась встать на спину обессилевшей подруги, чтобы дотянуться до меня и унести в бездонные глубины. Пещера тоже обнажила свою пасть, отвечая на мои призывы мрачным молчанием.

— Нимуэ... — Голос мой дрогнул.

Вход в пещеру охраняли два человеческих черепа, утопленные в неглубоких нишах и улыбавшиеся мне жутким оскалом.

— Нимуэ!

Ответа не было, лишь ветер, причитания птиц и протяжный вой моря.

Я вошел внутрь. В пещере было холодно. Бледный, неверный свет, отраженный от серого моря, скользил по влажным стенам. Усыпанный крупной галькой пол пещеры уходил вверх. Давили своей тяжестью неясные очертания нависшего потолка. Я с опаской сделал еще один шаг. Пещера сужалась, образовавшийся коридор резко сворачивал налево. Поворот тоже охранял пожелтевший человеческий череп. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, я протиснулся вперед мимо стража-черепа и увидел, что пещера замыкается узким каменным горлом.

И здесь, в темном тупике пещеры, лежала она. Моя Нимуэ.

Сначала я подумал, что она мертва. Голое тело ее, скрюченное, с подтянутыми к груди тонкими ногами, лежало на боку, лицо было скрыто под грязными, свалявшимися волосами, а руки крепко ухватили колени. В такой позе мы обычно находили скелеты людей, захороненных в высоких травянистых курганах.

— Нимуэ? — Мне пришлось встать на четвереньки, чтобы проползти последние несколько футов к неподвижному телу. — Нимуэ!

Имя ее застряло у меня в горле, потому что я теперь окончательно уверился, что она мертва. Но вдруг я увидел, как ребра ее едва заметно поднимаются и опускаются. Она дышала, но оставалась неподвижной. Я положил на землю Хьюэлбейн, протянул руку и коснулся ее ледяного белого плеча.

— Нимуэ?

Она прыгнула на меня, шипя по-змеиному, оскалив зубы. Пустая глазница зияла багровой раной, а единственный глаз закатился так, что виден был лишь вывороченный белок. Она попыталась укусить меня, расцарапать лицо когтями, осыпала невнятными проклятиями и в бессилии рвалась и плевалась.

— Нимуэ! — завопил я.

Она билась у меня в руках, щелкала зубами, как хищный зверек.

— Нимуэ!