Король зимы

На второй вечер после пира Гвиневера сама под покровом темноты пришла в дом к Артуру, и я, стоявший на страже, слышал рассыпчатый перезвон ее смеха и их бессвязное бормотание. Они проговорили всю ночь, а может, сотворили и большее, чем только разговоры, знать этого я не могу, но, стоя на посту у дверей его комнаты, я не мог удержаться, чтобы не подслушать их полушепот. Иногда разговор был слишком тих, и нельзя было разобрать ни слова, но время от времени я улавливал мольбы и просьбы Артура, слышал, как он убеждает, объясняет, настаивает. Должно быть, они говорили и о любви, но я-то расслышал лишь речи Артура о Британии и о мечте, которая привела его сюда через море из Арморики. Он говорил о саксах, об этой чуме, поразившей земли Британии. Он напористо толковал о войне, о кипучей радости врезаться на боевом коне в гущу битвы. И голос его звучал так же, как в разговоре со мной на продуваемом ледяным ветром крепостном валу Кар-Кадарна, когда Артур рисовал перед юным воином картину мирного народа, не боящегося неожиданного появления смертоносных копьеносцев. Он говорил страстно, настойчиво, и Гвиневера слушала его с жадным вниманием, словно его мечты воодушевляли и ее. Артур ткал из своей мечты счастливое будущее, а Гвиневера становилась нитью, вплетаемой в эту ткань. Бедняжка Кайнвин обладала лишь молодостью и красотой, а Гвиневера своим острым умом узрела одинокую душу Артура и уверила его в том, что она сама и есть исцеляющее лекарство. Гвиневера ушла перед рассветом, и во тьме мелькнула ее гибкая тень, плывущая через Кар-Свос с серпом луны, запутавшимся в пышных волосах.

На следующий день Артур, полный угрызений совести, гулял с Кайнвин и ее братом. На шее Гвиневеры красовался тяжелый золотой торквес, какого еще вчера у нее не было, и некоторые из нас сочувственно поглядывали на Кайнвин, но она была всего лишь ребенком по сравнению с Гвиневерой, зрелой и притягательной женщиной. Артур оказался беспомощным перед ее чарами.

Эта любовь была настоящим сумасшествием. Безумной, как Пеллинор, и потому грозящей увлечь Артура на Остров Смерти. Все для него исчезло: Британия, саксы, новый союз, вся великая, продуманная и аккуратно выстроенная идея мира, ради которой он самозабвенно трудился с того дня, как приплыл из Арморики. Все это закрутилось в разрушительном вихре только во имя обладания этой нищей, безземельной огненноволосой принцессой. Он понимал, что творит, но остановиться не умел, как не мог остановить восходящее солнце. Он был просто одержим, он думал о ней, говорил о ней, мечтал о ней, жить не мог без нее. И, уже не владея собой, продолжал бессмысленно цепляться за помолвку с Кайнвин. Делались приготовления к свадьбе. Как вклад короля Тевдрика в мирный договор, свадьбу решили праздновать в Глевуме, и Артур должен был приехать туда первым и сделать все распоряжения. Луна убывала, а свадьба могла состояться лишь в дни нового рождения луны. Никто не стал бы рисковать, зная, что умирающая луна – плохое предзнаменование для начала любого важного дела. Но через две недели наступит благоприятное время, и тогда прибудет Кайнвин с вплетенными в волосы цветами.

Но Артур носил вокруг шеи прядь волос Гвиневеры. Это была тонкая рыжая косичка, которую он тщательно прятал под воротником, но я успел заметить, когда утром приносил ему воду для умывания. Артур был обнажен по пояс и точил бритвенный нож о камень. Он лишь пожал плечами, когда понял, что я видел косичку.

– Ты полагаешь, Дерфель, что рыжие волосы приносят несчастье? – с усмешкой спросил он.

– Все так говорят, лорд.

– Но разве всегда правы все? – спросил он, обращаясь к бронзовому зеркалу. – Слышал ли ты, Дерфель, что твердость лезвию меча придает закалка его не в воде, а в моче рыжего мальчика? Вот она где, удача. И что из того, что рыжие волосы считаются несчастливыми? – Он помолчал, плюнул на камень и стал быстро водить ножом туда-сюда. – Мы должны изменять вещи, Дерфель, а не ждать, пока они нас изменят. Почему бы не сделать рыжие волосы приносящими удачу?

– Ты можешь делать все, что пожелаешь, лорд, – промолвил я с покорной верностью.

Он вздохнул:

– Надеюсь, так оно и есть, Дерфель. Надеюсь на это. – Он всмотрелся в бронзовую зеркальную поверхность, прикоснулся острым лезвием к щеке. – Мир в стране – больше, чем какая-то свадьба. Он должен быть! Нельзя воевать из-за невесты. Если мир такой желанный, а он желанный, Дерфель, то не стоит его разрушать из-за того, что свадьба не состоится, верно?

– Не знаю, лорд, – сказал я.