Когда комиссия прибыла на место, не разжалованный, но крепко битый Павленко, объяснил, что во время финиша ракеты здесь была гроза, стояла плотная низкая облачность и разобраться в тех «небесных огнях», которые они засекли, практически невозможно. Снова начали прочесывать тайгу. Решетин каждый день звонил Королеву и докладывал о результатах. Точнее, об отсутствии таковых. Королев только сопел в ответ. Он уже понял, что ничего не найдут и людей он зря мучает. Поэтому был очень рад, когда однажды Андрей доложил, что нашли кусок шпангоута, сантиметров тридцать, который никакого отношения, по его мнению, к головной части не имел и уж, во всяком случае, ничего о разрушении ее рассказать не сможет.
– Молодцы! – бодро прокомментировал Королев. – Но смотрите, вторую не прозевайте...
Следующий пуск «семерки» 7 сентября 1957 года прошел, как и предыдущий, без замечаний: огромная машина научилась летать. Время старта выбиралось теперь так, чтобы на Камчатке удобно было разглядеть финиш. Оседлав безлесную вершину горы Лызык, наблюдатели со своими теодолитами заметили в полночь яркую, быстро летящую звездочку – это был корпус ракеты, горевший в лучах уже невидимого с земли солнца. Потом возник всполох и красной трассой прошел метеор – это была «голова». Засекли, что разрушение произошло на высоте около 11 километров, рассчитали траекторию падения, но целая неделя потребовалась, чтобы отыскать на берегу маленькой болотистой речушки воронку, на дне которой в жидкой грязи покоились обломки БЧ...
После сентябрьского старта Королев решил, что следующая ракета полетит со спутником. Понимал ли значение задуманного? Понимал. В июне 1957 года писал Нине Ивановне: «Мечты, мечты... Но, впрочем, ведь человек без мечтаний, все равно, что птица без крыльев. Правда? А сейчас близка к осуществлению, пожалуй, самая заповедная мечта человечества. Во все века, во все эпохи люди вглядывались в темную синеву небес и мечтали».
Откуда этот пафос в письме мужа к жене? Что это, тщательно скрываемая, может быть, даже от самого себя мысль, что слова эти прочтут потомки, что они войдут в историю? Или естественное желание поделиться с близким человеком тем искренним возвышенным романтизмом, который присущ ему и который не находил выхода в суровых буднях полигонной жизни? Или потребность подняться над этими буднями и, не дождавшись от других, дать самому себе оценку происходящего и уже этим подбодрить себя? Быть может, и то, и другое, и третье, поскольку все это не противоречит логике характера Сергея Павловича.
И все-таки, несмотря на ясное представление об историчности приближающегося события, о великой миссии осуществить «заповедную мечту человечества», Королев был обуреваем в эти дни еще одним чувством, не оцененным в должной мере историками. Им владело извечное человеческое любопытство – великий двигатель прогресса. Ужасно интересно было посмотреть, а что же все-таки получится, как он, черт его подери, полетит этот спутник?
Андрей Григорьевич Костиков. 1944
56
Талант должен убедить массу в истинности своих идей, и тогда ему больше не придется беспокоиться об их осуществлении, которое совершенно само собой последует за их усвоением.
В те времена, когда Леонид Ильич Брежнев был отмечен Ленинской премией за свои литературные успехи, в том числе и за воспоминания о личном вкладе в космонавтику, и даже в еще более отдаленные времена, когда сияющий Никита Сергеевич Хрущев на трибуне мавзолея прижимал к себе Юрия Гагарина, уже в те далекие времена без конца говорилось и повторялось, какой заботой и вниманием со стороны партии и правительства всегда была окружена наша космонавтика и как лично пеклись наши вожди о ее развитии.
Все это верно, но все это относится к послеспутниковому периоду, когда стало ясно, сколь громадный политический эффект космонавтика может дать, какие огромные пропагандистские прибыли можно тут получить. Если же говорить о доспутниковом времени, то заботой и вниманием она не окружалась просто потому, что партия и правительство не очень ясно представляли себе, а что, собственно, и зачем требуется окружать. Правильнее было бы сказать, что вожди не мешали ее рождению, и за это надо поблагодарить партию и правительство.
Ученые разных стран в середине 50-х годов придумали Международный геофизический год (МГГ). Дело хорошее, мирное, полезное, способствует укреплению международных связей и не тормозит построения коммунизма, – Хрущев был за МГГ. Хотят дно в океане мерить – пусть мерят, скважины бурить – разрешаю, спутник запустить – не возражаю. И в самом деле, почему не запустить?! А если запустить раньше, чем запустят американцы, а?!
В одной книге написано, что когда Королев обратился в ЦК с предложением о запуске спутника, ему якобы так ответили:
– Дело заманчивое. Но надо подумать...