Павел Артемьевич Агаджанов, один из ветеранов командно-измерительного комплекса, в будущем – член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии, вспоминал этот день:
– Сергея Павловича очень интересовали результаты и качество измерений, полученные при полете ракеты. Было уже близко к полуночи, когда все необходимые материалы были представлены Королеву. Не тратя лишнего времени, он приступил к их просмотру и примерно в течение двух часов обсуждал полученные результаты измерений, оценивая «поведение» последней ступени на нисходящем участке траектории, выявлял особенности работы бортовых агрегатов и систем. Время пролетело незаметно. Был уже третий час ночи, но спать не хотелось – уж очень велик был душевный подъем. Сергей Павлович начал мечтать вслух, строить планы на будущее. Он говорил, что полет ракеты подтвердил правильность принятых технических решений и что ракета, после ее модификации, сможет вывести на орбиту искусственный спутник Земли...
Официального сообщения ТАСС не было долго: все мудровали, как и сказать и не говорить. Только 27 августа родился в муках этот безликий плод бюрократической тайнописи:
«На днях (когда? –
Ну, разве это не талант – весь мир испугать и ничего не сказать?
Успех был действительно большой. Что ни говори, а ракета уникальная.
Шутка ли – стрельнуть из казахских пустынь по Камчатке! Ракета доказала, что летать она умеет, но она не была еще боевой ракетой. И Королев это понимал. Понимал, что немалый труд предстоит еще, чтобы превратить ее в боевую.
Агаджанов не случайно подчеркивает в своих воспоминаниях, что Королева особенно интересовало «поведение» последней ступени на нисходящем участке траектории. Можно больше сказать: ничто в этом полете не интересовало его так сильно. А если быть точным, интересовала его не последняя ступень (она же – вторая), а БЧ – боевая часть – так именовалась «голова» ракеты. Дело в том, что БЧ до Камчатки хоть и долетела, но можно считать, что и не долетела, поскольку разрушилась, когда стала входить в плотные слои атмосферы. И Королев знал, что не долетит, не может долететь.
Когда за несколько лет до этого пуска Иван Савельевич Прудников, который возглавлял в ОКБ исследования по входу «головы» в атмосферу, показал ему расчеты своих ребят, Королев сразу увидел главное: чтобы сохранить «голову» нужна теплозащита толщиной чуть ли не в метр и весом в семнадцать тонн. Ясно, что это глухой тупик. Едва приступив к проектированию больших баллистических ракет, Королев, вновь используя свою многократно проверенную и почти всегда безотказную техническую интуицию, сразу почувствовал, что проблема теплозащиты «головы» – это тщательно замаскированный капкан на его пути, который может схватить его намертво, так, что он и шагу вперед не сделает. Первые работы ОКБ по входу БЧ в атмосферу датируются 1952/53 годом – ни о какой «семерке» и разговора не было. И с той поры отдел Прудникова находился под постоянным личным контролем Главного конструктора.
Мало кто знал тогда, что Королев заботится не только о БЧ, но и о будущих аппаратах, которые потребуется спускать на Землю из космоса, о Возвращении Человека.
Та теплозащита, которая спасала первые баллистические ракеты Королева, «семерку» уже не спасет: температура за ударной волной достигала 8000 градусов. Не существовало в природе материала, который мог бы выдержать такой жар.
Американцы тоже знали, что рано или поздно они столкнутся с проблемой теплозащиты. Пионер американской ракетной техники Теодор фон Карман, тот самый, которого осенью 1945 года мельком видел Королев в Куксхафене, когда англичане в своей зоне устроили показательный пуск Фау-2, писал по этому поводу: «Вход в атмосферу..., вероятно, одна из наиболее трудных задач, которую можно себе представить... Решением этой задачи заняты лучшие умы из тех, кто работает в данной области современной аэрофизики».