В конце зимы-начале весны 1957 года Королев все чаще наезжает в КБ Рязанского или приглашает Михаила Сергеевича к себе. Они подолгу обсуждают работу будущего передатчика ПС: как он будет передавать, что он будет передавать, будет ли его слышно?
– Понимаешь, его сигналы должны ловить на самом захудалом приемнике, пусть слышит весь мир! – говорил Королев Рязанскому.
– Ну, знаешь, чтобы захудалые приемники во всем мире ловили, это какую же мощность нужно иметь?! – смеялся Михаил Сергеевич. – Где мы возьмем такие батареи? И как долго, по твоему мнению, он должен работать?
– Не знаю, – спокойно отозвался Королев. – Данные по плотности стратосферы отличаются друг от друга на порядок. Келдыш считает, что он будет летать не менее десяти суток, но может быть, и месяц. Французы утверждают, что он не проживет больше нескольких часов. «Американы» пишут о двух, самое большее – шести неделях. Миша, все дело в том, что никто ничего толком не знает. И я в том числе...
– Ну, на две недели я могу обеспечить приличный сигнал...
15 февраля Королев и Рязанский утвердили протокол НИИ-885 и ОКБ об основных требованиях к передатчику ПС.
В радиоделах Королеву помогали Владимир Александрович Котельников – директор Института радиотехники и электроники Академии наук, Институт земного магнетизма и распространения радиоволн, Физический институт имени П.Н.Лебедева, но больше всего, конечно, НИИ-885 Рязанского. Передатчик для ПС создавался в Лаборатории распространения радиоволн, которой руководил Константин Иосифович Грингауз, упрямо настаивавший на том, что спутнику, помимо традиционного для ракетчиков ультракоротковолнового передатчика, нужен еще один, с длиной волны в два раза больше. Грингауз ломал традиции, а Королев всегда относился к этому процессу настороженно, – прогрессист иногда мог мирно уживаться в нем с консерватором. Но Константин Иосифович сумел убедить и Королева, и Келдыша, и Рязанского в своей правоте, и молодой инженер Вячеслав Иванович Лаппо, работавший в лаборатории Грингауза, вплотную засел за такой передатчик.
Через много лет, рассказывая мне об этом задании, Лаппо вспоминал, что он работал очень смело, так как не знал, чего, собственно, требуется остерегаться: ни один радиоприбор никогда в космосе не работал. В конце концов, все сошлись на том, что бояться надо резкого температурного перепада, жесткого космического излучения и метеоритов. Аккумуляторную серебряно-цинковую батарею в институте Лидоренко сделали в виде большой восьмигранной гайки, внутрь этой «гайки» и был упрятан передатчик, который она как бы защищала.
– Мы сделали шесть экземпляров передатчиков, – рассказывал Лаппо. – Один стоял на самолете Ту-16, который летал над НИПами и обучал их принимать сигналы. Другой мы подвесили на 200-метровой веревке к вертолету и проверяли, как сработают антенны. Оказалось, что антенны получились весьма удачными: нас засек даже Дальний Восток. Оставались два рабочих и два резервных передатчика. Работали тогда день и ночь. Однажды, поздно уже было, приходит в нашу лабораторию Королев и просит дать ему послушать сигналы спутника. Я включил и объяснил, что давление и температура внутри спутника будут контролироваться с помощью изменения длины радиопосылки:
– Понимаете, Сергей Павлович, перед смертью он будет пищать по-другому. Королеву это очень понравилось. Он с удовольствием послушал сигналы «бип—бип», а потом осторожно, даже с некоторой робостью спросил:
– А нельзя сделать, чтобы он какое-нибудь слово пищал?..
5 мая 1957 года все испытания радиоаппаратуры спутника были, наконец, завершены.
По давно заведенному и оправдавшему себя порядку ПС тоже имел ведущего конструктора – им был опытный королевский «гвардеец» Михаил Степанович Хомяков, отвечавший за всю систему, а его заместителем – Олег Генрихович Ивановский, который доглядывал за «шариком». Изготовление спутника было поручено директору завода Роману Анисимовичу Туркову и главному инженеру Виктору Михайловичу Ключареву, которые тоже, надо признаться, не воспринимали ПС как нечто эпохальное.
– Для нас он, с точки зрения изготовления, действительно был простым, – рассказывал Ключарев. – Да и все наше внимание в то время сосредоточилось на доводке ракеты-носителя. А по самому спутнику проблема была лишь в том, как обеспечить блестящую, отражающую солнечные лучи поверхность: для алюминиевого сплава, из которого делался корпус первого спутника, в то время не было специальной технологии. И это одолели. Все, кто соприкасался с «шариком», стали его буквально носить на руках, работали в белых перчатках, а оснастку, на которой он монтировался, обтянули бархатом. Королев следил за всеми операциями по спутнику, требовал особого отношения к этому изделию...
В тюратамском МИКе Королев попросил, чтобы при нем провели последние испытания передатчика. В гулком пространстве огромного цеха раздалось жизнерадостное «бип-бип...». Кто-то из молодых, не сдержав энтузиазма, заорал «ура!». Королев оглянулся и так посмотрел на крикуна, что тот замолчал на полувздохе, словно его обесточили.