Королев: факты и мифы

Будущий космонавт Георгий Гречко рассказывал, а многие испытатели, работавшие на космодроме, подтверждали, что срок пуска ПС Королев сдвинул на два дня раньше. Причиной тому был листок экспресс-информации, в котором говорилось, что на совещании по координации запусков ракет и спутников, которое проходило в Вашингтоне по линии МГГ, на 6 октября намечен американский доклад «Спутник над планетой». Что это значит? Королев встревожился. Может быть, просто доклад – один из многих на эту тему. А может быть, констатация факта! Он звонил в КГБ. Ему сказали, что никаких сведений о том, что американцы запустят на днях спутник, нет. Королев знал, что запуск американского спутника планируется примерно на март 1958 года. Но вдруг! Ведь в одном из своих выступлений – Королев читал их внимательнейшим образом – Джон Хаген, руководитель проекта «Авангард», заявил как-то неопределенно: «Быть может, мы предпримем испытания до исхода этого года...» Сейчас, когда счет шел на дни, даже на часы, сама мысль о том, что его могут опередить, была для Королева невыносима. И, несмотря на то что работы шли по очень напряженному графику, Главный принимает решение: сдвинуть его на два дня, провести пуск не 6 октября, как намечалось, а 4 октября.

Все предстартовые часы были переполнены нервотрепкой. Госкомиссия пришла в ярость, когда узнала, что на одной батарее потек электролит, а перед самым стартом вдруг обнаружилось, что напряжения вовсе нет.

– Это технический бандитизм! – кричал Руднев.

Королев молчал, понимал – сейчас не надо разносов. Монтажница Римма Коломенская нашла оторвавшийся кабель.

Оказалось, просто плохо припаяли...

Что обнаружится теперь? Через час? Через пять минут? И все это – в простейшем спутнике, действительно простейшем. Сколько бы пришлось расхлебывать с «Объектом-Д»? Здесь, на полигоне, Сергей Павлович еще больше укрепился в мыслях, что решение он принял верное.

Приказ о летных испытаниях ПС Королев подписал 2 октября – за два дня до старта – и отправил его в Москву. Еще раз хочу это подчеркнуть: приказ шел не из Москвы в Тюратам, а из Тюратама в Москву. Москва утвердила только 4 октября. Не дожидаясь никаких вышестоящих разрешений, 3 октября ранним утром ракету со спутником вывезли на стартовую позицию. Едва тепловоз тронулся, Сергей Павлович, оглядев стоящих рядом людей, сказал:

– Ну, в добрый путь... Пойдемте провожать первенца...

Как и во время предыдущих пусков «семерки», испытаниями руководили: Александр Иванович Носов – от полигона и Леонид Александрович Воскресенский – от ОКБ. Как это ни парадоксально, «сложнейшая» ракета приносила им на этот раз несравненно меньше хлопот, чем «простейший» спутник. Все испытания носителя шли четко, без замечаний, строго по графику.

– Нас никто не торопит, – говорил Королев. – Если имеете хотя бы малейшие сомнения, остановим испытания и доработаем спутник. Время еще есть...

Понимал ли Сергей Павлович, что в эти часы закладываются будущие, не писанные ни в каких инструкциях, не отмеченные ни в каких приказах нравственные, этические законы космонавтики? «Нет, не думалось тогда о величии происходящего: каждый делал свое дело, переживая и огорчения, и радости», – напишет много лет спустя в своей книге «Первые ступени» Олег Ивановский.

На следующий день – 4 октября – после заправки топливом Королев позвал Хомякова, поручил ему подняться на верхнюю площадку ферм обслуживания и все внимательно еще раз проверить. Последним, кто прикасался к спутнику, был Грингауз – через маленький лючок подсоединял провода к каждой из антенн, проверил, как работает передатчик.

По свидетельству очевидцев, все предстартовые дни Главный конструктор был сдержан, молчалив, улыбался редко. Он беспрестанно задавал себе вопросы, на которые не находил ответа. Он не знал, правильно ли выбрана траектория полета, где, собственно, кончается атмосфера, где ее границы. Никто не мог точно рассчитать, на какую высоту поднимется ПС, каков будет эллипс его траектории. Никто не мог дать гарантии, что ионосфера пропустит сигналы радиопередатчика. О том, что у Земли существуют радиационные пояса, тоже никто тогда не знал, Королев не был уверен, пощадят ли микрометеориты его полированный шар, справятся ли вентиляторы с отводом тепла, сохранится ли герметичность шара после вибраций на активном участке. Еще в МИКе, когда он вместе с Келдышем осматривал стык полусфер, уплотнение показалось ему слабоватым: воздух выйдет и вакуум убьет спутник.

– Достаточно одного кольца? – спрашивал он у Бушуева. – Может быть, надо второе сделать?

– Не надо, Сергей Павлович, уплотнение надежно...

Сейчас часто, иногда и без повода, используют ставшее уже крылатым выражение «полет в неизвестное». Но это был действительно полет в абсолютно неизвестное: ничего более неизвестного не было за все то время, когда человек начал летать.