Королев: факты и мифы

Пришло время обеда. Есть не хотелось. А есть было надо, потому что обед – это тоже эксперимент. Доктор медицинских наук И.И. Касьян в одной из публикаций об этом полете пишет: «Меню состояло из трех блюд. На первое – тюбик супа-пюре, на второе – мясной и печеночный паштет, на третье – черносмородиновый сок». Все верно, меню было именно таким. Но маленькая деталь: обед этот Титов есть не стал. Очень хотелось чего-нибудь кисленького. Он выбрал черносмородиновый сок, выдавил в рот тубу. Сок оказался приторно-сладким. Германа вырвало. По счастью, сок в невесомости налип на поролоне кабины, спасибо, хоть не летал по кораблю... Это случилось на шестом витке полета, т.е. он летал уже около девяти часов. ТАСС выпустило в это время очередное сообщение, в котором говорилось, что «самочувствие космонавта по-прежнему отличное, настроение бодрое».

Разделять оптимизм ТАСС у Титова никаких оснований не было, но и отчаиваться он тоже не собирался. В конце концов Белку тоже рвало на четвертом витке, а вернулась она на Землю весьма жизнерадостной. Герман подумал, что будет полезно поспать: вестибулярный аппарат успокоится и все неприятности кончатся. Он предупредил ЦУП, что собирается уснуть, и получил добро. Во время сна прозрачное забрало скафандра требовалось захлопнуть, но с закрытым забралом в скафандре было душно. Герман взял веревочку, за которую надо дергать, чтобы открыть забрало, и засунул ее вовнутрь. Образовалась щелка. Дышать стало легче. Ему казалось, что спал он очень глубоко, но на Земле отметили, что просыпался дважды, хотя пульс был хороший: 53-67 ударов в минуту.

Уже упоминавшийся доктор И.И. Касьян пишет, что «после сна, как и предвидел космонавт-2, исчезли неприятные ощущения, усталость». Мне Герман Степанович рассказывал, что, увы, не сразу исчезли. Он проснулся разбитым, с тяжелой головой. Удивительно, но так называемые вестибулярные пробы – разные рисунки – получались хорошо. И координация с открытыми и закрытыми глазами не изменилась. И звезды пятиконечные, и спирали получались не хуже, чем на Земле, и почерк сохранился, а муть эта в голове не исчезла.

Надо было снова что-то съесть, а есть опять не хотелось. Он решил выпить немного жидкого шоколада. Выпил. Опять стошнило. Совсем немного: желудок был пустой. Шел двенадцатый виток. И вдруг почувствовал: стало отпускать.

Волны какой-то мерзкой мути, которые накатывались на него в первые часы полета, стали скатываться. С каждой минутой Герман чувствовал себя бодрее. Перед финишем все пришло в норму.

Перед посадкой Титов услышал громкий щелчок пиропатронов и радостно подумал: «Порядок! Приборный отсек отстрелился!» Но тут же, к немалому своему удивлению, увидел, что все приборы на пульте работают, чего быть не должно. Потом он ясно услышал незнакомый глуховатый стук: приборный отсек постукивал в стенку шарика спускаемого аппарата. «Интересно, что прочнее: СА или ПО?» – подумал Герман и решил, что спускаемый аппарат заведомо прочнее и приборный отсек его не расколет. Когда огненные всполохи горящей теплозащиты засветились за шторками иллюминатора, стук прекратился: приборный отсек оторвался окончательно.

У самой земли Герман увидел, что он опускается рядом с железной дорогой и что, точно согласуясь с законами приключенческого кино, наперерез ему идет поезд. Ничего глупее такой ситуации нельзя было придумать: ни космический корабль на парашюте, ни поезд «отрулить» не могли.

– Мне показалось, – рассказывал Герман, – что машинист тоже увидел меня и притормозил...

«Восток-2» приземлился метрах в пятидесяти от железнодорожного полотна, покатился по мягкой пахоте (Титов: «Я сделал два головокружительных кульбита, аж искры из глаз посыпались») и наконец замер...

В самолете по пути в Куйбышев Титов был очень возбужден, смеялся, все время порывался куда-то идти – медики не могли его усадить, чтобы взять кровь на анализ. А тут еще сломалась у них пробойная машинка. Герман мигом раздобыл бритву, сам разрезал палец: «Прошу!..» Редко можно видеть человека, столь абсолютно счастливого!

На волжской даче, прежде чем уложили его на медицинские пробы, он радостно осушил бутылку пива, но сделал это так откровенно и весело, что ни у кого из врачей рука не поднялась осудить его за нарушение послеполетного водно-солевого режима. До заседания Госкомиссии он усадил рядом с собой Николаева, Поповича, Нелюбова и Быковского и сказал.

– Плохо дело, ребята. Очень хреново себя чувствовал. Что делать будем? Вас подводить не хочу, но и правду скрывать нехорошо...

Все дружно решили: надо говорить правду.

На Госкомиссии рассказ Титова многих огорчил. И в первую очередь – Королева. Сергей Павлович сидел хмурый. Задавали много вопросов. Молодой красавец Гай Ильич Северин – будущий Главный конструктор скафандров и систем жизнеобеспечения, а тогда – начальник лаборатории ЛИИ, где делали кресла для «Востока», слегка, «артистически», грассируя, задал вопрос деликатный: «Не сложно ли было мочиться?» Герман не смутился, понимал, что и это на будущее знать надо, ответил серьезно: