Королева

28 августа завершился бракоразводный процесс Чарльза и Дианы – королевская семья вздохнула с облегчением. Однако они и предположить не могли, что принцесса пожелает остаться в центре внимания. Диана привлекла в стратегические союзники Тони Блэра, лидера лейбористов и кандидата в премьеры на предстоящих выборах 1997 года. В начале нового года они пересекались (60) на нескольких частных званых обедах, где молодой амбициозный политик присмотрелся к принцессе повнимательнее. Его покорили ее красота и харизматичность, а она советовала ему, где лучше фотографироваться для предстоящей предвыборной кампании, рассказывая “в довольно циничных и расчетливых выражениях (61), как она “подалась в благотворительность”.

Блэру нравилось в ней “яркое сочетание аристократизма и простоты <…> аристократка, но обычная, человечная и, главное, стремящаяся общаться на равных” (62). В то же время она выглядела “непредсказуемым метеором”, который ворвался в “упорядоченную и стройную галактику” (63) королевской семьи. Хоть принцесса и не конкретизировала своих политических пристрастий, Блэр счел, что “по темпераменту и создаваемому настроению” она “идеально впишется” (64) в его планы развития Лейбористской партии.

Если Диана “приближала аристократию к народу”, то Блэр пытался менять устои и ломать лейбористские стереотипы, ища так называемый “третий путь”. По сути, оба искусно актерствовали. “Мы с ней были манипуляторами, – писал позже Блэр, – ловко считывая чужие эмоции и инстинктивно под них подстраиваясь” (65). Эти хамелеонские способности как нельзя лучше помогли Блэру в кампании против стабильного, но скучного руководства Джона Мейджора. “Неолейбористская” доктрина сулила молодой задор и модернизацию – с опорой скорее на рыночный консервативный подход, чем на принципы классического социализма. 1 мая 1997 года лейбористы одержали внушительную победу на выборах, и Блэр, вступивший в должность за четыре дня до своего сорок четвертого дня рождения, стал первым премьером, рожденным после восшествия Елизаветы II на престол.

Блэр вырос в поднявшейся из низов шотландской семье. Приемные родители его отца Лео трудились в доках Глазго, а дед по материнской линии был мясником. Самостоятельно заработав на учебу, Лео закончил юридический и стал адвокатом, параллельно преподавая право в Даремском университете в Англии и делая карьеру в Консервативной партии – пока ее не оборвал инсульт.

Тони он постарался дать самое лучшее частное образование, отправив его в Феттес-колледж – школу-пансион в Эдинбурге, прозванную шотландским Итоном. Затем Блэр изучал право в Оксфорде и работал какое-то время в лондонской адвокатской конторе, где познакомился с Шери Бут, амбициозным и компетентным юристом из Ливерпуля, которая вскоре стала его женой. Вступив в Лейбористскую партию, в 1983 году он получил депутатский портфель и зарекомендовал себя как реформатор. По-мальчишески симпатичный, сияющий улыбкой (королева-мать пошутила как-то, что он “зубами сверкает, но не кусает” (66), Блэр привлекал внимание бойкими убежденными речами и завоевывал поддержку своим обаянием. “Вежливее его я не встречал премьер-министра ни в Британии, ни за рубежом” (67), – писал историк-консерватор Пол Джонсон.

В 1994 году после смерти лидера лейбористов Джона Смита Блэр все-таки показал зубы, когда выиграл выборы как глава оппозиции, обойдя своего друга и соратника Гордона Брауна, кандидатуру которого тоже активно поддерживали. Браун обвинил Блэра в “предательстве” (68), и Блэр дал понять, что со временем уступит Брауну свое кресло. Этот уговор положил начало многолетней вражде между двумя работающими бок о бок политиками.

Блэр отличился и на целовании рук в Букингемском дворце, куда он прибыл 2 мая 1997 года. Получив наставления от адъютанта, он споткнулся о край ковра (69) и упал прямо на протянутую для поцелуя руку Елизаветы II. Королева, не поведя и бровью, сообщила, что он ее десятый премьер-министр. “Первым был Уинстон. Еще до вашего рождения” (70). Этот эпизод, драматически приукрашенный, фигурирует и в фильме “Королева”, где точно передана крайняя нервозность Блэра. “Я почувствовал себя мелкой сошкой перед огромным пластом истории, – вспоминал Блэр в интервью 2002 года. – Однако уже в ту встречу королева продемонстрировала <…> что обязательно постарается избавить собеседника от неловкости” (71).

Спустя двадцать минут “общих разглагольствований” (72) о законотворческих планах лейбористов кто-то из придворных привел Шери, воинствующую республиканку, которую часто ругали за непочтительное отношение к монарху. “Вроде бы я не избегала реверанса целенаправленно, – смутно припоминает Шери, – значит, наверное, все-таки присела перед королевой” (73). Женщины обсудили трудности переезда на Даунинг-стрит с тремя детьми, и королева “сочувственно цокала языком” (74). По воспоминанию премьер-министра, Елизавета II, “проговорив с нами положенное время, едва уловимым кивком поставила точку в беседе и проводила нас к дверям”.

Одиннадцатью днями ранее Елизавета II отпраздновала свой семьдесят первый день рождения в тиши Виндзорского замка. Она прокатилась верхом, посидела за ланчем со своей девяностошестилетней “матушкой” и полюбовалась красотой фрогморского сада под “жарким весенним солнцем (75)”, как гласит ее письмо к Нэнси Рейган.

В возрасте, когда большинство ее сверстников уютно устраивались на пенсии и ударялись в консерватизм, королеву положение обязывало расширять горизонты и не отставать от новых веяний. 6 марта Елизавета II запустила первый королевский интернет-сайт, содержащий сто пятьдесят страниц материалов о монархии. На открытии она назвала Интернет “пропуском в огромный мир знаний, не разделенный государственными границами” (76). Тем не менее, как выразился Блэр, “в королеве всегда остается что-то незыблемое”, в основном связанное с традициями, “оберегающими тайну и величие монархии” (77).

Один из щекотливых вопросов, которые пришлось решать новому премьеру, касался сорокатрехлетней яхты “Британия”. В рамках сокращения расходов правительство Мейджора еще тремя годами ранее постановило закончить ее эксплуатацию в 1997 году. Тори не желали расставаться с необходимыми на переоснащение одиннадцатью миллионами фунтов, не говоря уже о растущих ежегодных тратах на содержание. “Многие тем не менее считали, что от “Британии” избавляться нельзя, – говорит бывший старший представитель двора. – Для простых людей она по-прежнему оставалась символом величия державы” (78). Приводили доказательства, что яхта повышает престиж британской торговли по всему миру благодаря “Морским дням” для бизнесменов (79), пополнившим государственную казну на три миллиарда фунтов с 1991 по 1995 год. В конце концов, когда “Британия” превратилась в олицетворение роскоши и неполиткорректного расточительства народных средств, Елизавета II согласилась с ней расстаться.

Правительство Мейджора все же рассматривало политически рискованную возможность постройки новой суперсовременной королевской яхты, не требующей таких затрат на эксплуатацию, и Министерство обороны представило ориентировочную смету в восемьдесят миллионов фунтов. На церемонии передачи суверенитета над Гонконгом Китайской Народной Республике 30 июня 1997 года Тони Блэр убедился, насколько значимо это плавучее олицетворение Британии. Глядя, как после спуска британского флага залитая светом прожекторов яхта величественно выходит из Гонконгской гавани, Блэр восхищенно произнес: “Наше достояние!” (80) Однако вскоре его правительство отказалось от намерения строить замену “Британии”, расписавшись тем самым в собственной недальновидности, учитывая семьсот пятьдесят миллионов фунтов, потраченных на Купол тысячелетия, ставший символом выброшенных на ветер государственных средств.

В августе королевская семья перед отдыхом в Балморале в последний раз отправилась на “Британии” в плавание по Внешним Гебридам с традиционным заходом в замок Мэй. На память о прощальном празднике “Британии” в гостевой книге королевы-матери расписались “Лилибет” и “Филипп” (81), за ними Эндрю с двумя дочерями, после Анна с сыном и дочерью и ее второй муж Тим Лоренс, Эдвард со своей подругой Софией Рис-Джонс, дочь Маргарет Сара и муж Сары Дэниел Чатто, а также сын Маргарет Дэвид Линли и его жена Сирена. Традиционный обед “был овеян печалью” (82), однако это не отменило обмена стихотворениями, когда “Британия” в сопровождении двух эсминцев дважды пропыхтела вдоль берега (83), прежде чем скрыться за горизонтом.

Послание на яхту сочинял для королевы-матери ее друг поэт-лауреат Тед Хьюз, и в нем имелись, в частности, следующие строки: