Королева Алиенора, неверная жена

Парочку застигнула врасплох женщина, у которой подкосились ноги. Она прижала руки к вискам: в голове стоял шум. Внезапно она рухнула как подкошенная: это была Алиенора. Полумертвая от горя, она приходит в себя в объятиях Нанн и немного успокаивается. Нанн уже все знает. Горничная заметила маневры короля и девицы Клиффорд, поведение которых немедленно осудили в кругу Алиеноры. Оставшись наедине с няней, Алиенора доверяется ей.

— Этот вечер, моя маленькая Алиенора, был отвратителен. Забудьте все это, — шепчет ей Нанн, — и завтра к вам вернутся ваш цвет лица и ваша улыбка. Что касается короля, я знаю, что его капеллан предупредит о том, что недоброжелатели короля придумывают всяческие козни, чтобы нанести ему урон. Надо уберечь его величество от завистников. Переживания из-за предательства Томаса Беккета тоже способствовали этому недоразумению. Вы его супруга, он нуждается в вас, поэтому гоните прочь последние столь тяжелые часы из вашей памяти.

— Если бы он послушался своей матери, то не поссорился бы с Томасом Беккетом. Сегодня вечером он показал мне жестокую реальность, — королева не может сдержать слез. — В будущем мне придется иначе вести себя с мужем.

Алиенора понимает, что отныне Генрих будет вести с ней игру. Рушился целый период жизни. Огромные усилия, которые она приложила, чтобы с достоинством выполнять обязанности королевы, бесконечные переезды по его воле, чтобы следить за выполнением королевских проектов, энтузиазм, который она не раз демонстрировала, — все это было унесено шквалом безумной ревности и досады. Генрих, со своей стороны, поспешно закрыл целую главу своей жизни. У него впереди более серьезные осложнения, чем те, в которые его увлек Томас Беккет.

В 1163 году черные тучи сгущались над головой архиепископа. Но это было ничто по сравнению с теми, которые появились вслед и разразились молнией. Однако метаморфоза была предсказуема таким серьезным и набожным человеком, каким был Томас Беккет. К тому же нельзя не принимать во внимание, что его соперник Жилберт Фолио не уставал бичевать архиепископа в своих гнусных речах. Это зашло настолько далеко, что тот посчитал себя недостойным своего сана. «Томас-архиепископ, — поругание этому титулу, — повторял Фолио. — Человек, привязанный к светским ложным ценностям. Когда он стал кандидатом, у него даже не было священнического сана. Все эти годы он прожил в показной роскоши. Представьте его отправляющимся с визитом в монастырь к нашим монахам в митре и ризе, богато отделанной куницей и соболем? Только преклонный возраст Теобальда Кентерберийского объясняет его столь ошибочное решение».

Генрих говорил себе, что он сыграет шутку по-своему со всеми этими воронами, приносящими беду, поставив во главе Церкви человека, который укажет их место, человека, слушающего все его советы, покорного политике короля. Но ему пришлось признать свою ошибку. Когда Генрих заставил повторить разговоры, которые Томас вел со своим секретарем Гербертом де Босхемом, он был огорошен. Откуда это желание постоянного самобичевания и умерщвления своей плоти? В чем настоящий источник несчастий Томаса? Он больше не желает понимать Беккета. Генрих слишком ревнив к власти и считает необходимым прежде всего утвердить свою законность, а не задумываться над тем, что, исполняя возложенные на него обязанности, Томас мог вступить в противоречие со своей совестью. Для Генриха непослушание — это предательство. Диалог с Томасом прерван.

Количество случаев, в которых его можно было бы в чем-то обвинить в ходе этого процесса, увеличилось[88], что дало Генриху неожиданную возможность утвердить перед Томасом королевские прерогативы и свою абсолютную власть; он отчаянно ждет, что Томас подчинится и вернется к нему. Перед принципиальностью этого человека, хотя и ставшего в его глазах черной фигурой, король совершенно безоружен. Возмездие кажется ему единственным средством, чтобы заставить себя уважать. Когда в итоге одного из подобных процессов, в котором к участию в деле привлекаются церковные юридические учреждения, не подчиняющиеся Генриху, тот громко провозглашает: «У церкви — право судить, а у меня и моих судей — право наказывать!» Он обращается к Томасу, чтобы предупредить о риске, которому тот подвергается, недооценивая королевскую власть. Он слишком долго был младшим при своем канцлере, которым все возмущались. Теперь Генрих уже не такой.