Элис натянула платье, соскочила с ложа, босиком пробежала по истёртым шерстяным коврам в соседнюю комнату. Там, среди древних вещей, многим из которых Элис не знала названия, стоял большой, окованный чернёным серебром сундук. Сдёрнув кусок полуистлевшего, шитого драгоценными камнями гобелена, Элис откинула щеколду, и с усилием приподняла тяжёлую крышку. Пропитанные особым запахом давно минувших времён, в сундуке лежали семейные реликвии рода Фион: толстый свод законов, писанный ещё в Старом Мире, коронационный наряд, потускневшее оружие предков с источенными древками и толстый, вязанный из меха степной кошки передник с большим карманом. Пересыпанный душистыми травами, он долгие годы сохранялся неповреждённым, помогая Властительницам арахонок в вынашивании Вещей птицы.
Подоспевшая Мали помогла надеть Элис меховой передник, застегнула пряжки на спине, утёрла набежавшую слезу.
– Вот так же, двадцать лет назад, я помогла королеве Самоне… Как жаль, что она не дожила до этого дня…
– Не время предаваться воспоминаниям! – оборвала Элис прислужницу. Печальные воспоминания о матери мешали ей настроиться на общение с птенцом.
Возвратившись в спальню, она осторожно опустила большое яйцо в карман, приложила ладонь к скорлупе. Зная, как чувствительна Вещая Птица ко лжи и фальши она старалась теперь передать птенцу всю свою любовь и нежность. Словно признав в Элис мать, птенец перестал беспокойно ворочаться, успокоился и затих.
Уже стемнело, когда маленький гарнизон Северной заставы собрался в большой уютной кухне своего дома-крепости. По давней традиции, сёстры всегда вместе проводили вечерние часы, решая на семейном совете военные и хозяйственные вопросы. Разгоняя мрак, в большом очаге плясал жаркий огонь, из-под крышки большого котла тянуло вкусным духом варящихся с овощами диких птиц, постепенно заполняя сытным ароматом все комнаты заставы. За большим, выскобленным добела столом, разместились все семеро сестёр.
– Сегодня сошли ещё две лавины, – Эйба, как старшая, первой начала разговор, подбросив в огонь смолистое сучковатое полено.
– Возвратились ползуны, и охота была на редкость удачной! – двадцатидвухлетняя Марша с удовольствием провела рукой по выделанным шелковистым шкуркам, любуясь игрой огненных отсветов на серебристом мехе. – К следующей зиме будут обновы не только Оше и Олин. – Марша мельком взглянула на среднюю сестру Леху, чьё двадцатилетие приходилось на первый день лета. Вывернув шкуры наизнанку, натянула их на распяла, повесила на просушку.
– Ты зря беспокоишься, сестра, моя шуба ещё как новая! – Леха заглянула под крышку котла, с удовольствием вдыхая сытный запах похлёбки – Твоя охота и впрямь было удачна! – Сёстры, словно сговорившись, не поминали об утреннем происшествии. Виновница же переполоха Гейла, пригорюнившись, сидела в конце длинного стола. Перевязанная чистой тряпицей рука её, хоть и с
переставшими кровоточить ранами, теперь сильно ныла, вторя ей болела и душа. Никогда прежде не смела девушка нарушить наложенный запрет на охоту, и, конечно же, совсем не собиралась этого делать сегодня. Конечно крупные следы хищницы в избытке встречались ей по пути, и, не попадись эта кошка на тропе, Гейла конечно не вздумала бы её искать, но… кошка казалась такой вялой и слабой, тропа такой узкой, а желание всех поразить своей ловкостью и смелостью, было таким непреодолимым! Отчего-то, только теперь, вспомнились слова матери, которая строго наставляла: «Никакое дело не сладится, если оно не для добра, а для бахвальства. Духи гор не любят хвастовства. Ты ни за что не попадёшь стрелой в цель и с пяти шагов, если пообещаешь сделать это наверняка! Как бы ни было велико твоё умение в чём либо, оно легко отымется от тебя, и ты окажешься на посмешище». Конечно, сестры теперь и не думали смеяться над ней, но от этого было не легче.
Положив перед собой точильный камень, Эйба высыпала на стол новые, кованые, ещё не точеные, наконечники для стрел.
– Тропы уже очистились от снега. С завтрашнего дня начнём обход дальних ловушек, проверим все капканы и самострелы, что остались ещё после схода последних лавин. Птицы начали вить новые гнёзда, значит, скоро лазутчики иноверцев примутся искать новые тропы для перехода. Будьте бдительней! Будьте в сто раз незаметнее, чем снежная кошка… – короткий взгляд на провинившуюся сестру, тяжёлый вздох, – И пора сложить новый сигнальный костёр, ветки прежнего совсем отсырели от снега! – Эйба, хмурясь, взяла первый наконечник.
…Каждая весна в пограничной заставе «Шести сестёр», начиналась с нового сигнального костра. Хотя здесь, на самом высокогорном и труднодоступном перевале редко появлялись дикари, традиция сохранялась, перейдя в привычку. Своим костром застава предупреждала ближайшие крепости об опасности и, по сути своей, сёстры должны были только вовремя замечать врага, но не противостоять ему, укрываясь за надёжными каменными стенами.