Мэтью не торопясь закончил перекус и долго смаковал вино. Запив его стаканом воды, он наконец встал из-за стола и взглянул на свои серебряные часы — в одном кармане у него лежал ключ от молочного погреба, а в другом они — и увидел, что уже почти четыре часа дня. Капелл, безусловно, очень гостеприимен, но пора выйти на разведку и осмотреть как следует эту золотую клеть.
Вернув часы в карман, Мэтью вышел в коридор и по персидской ковровой дорожке вернулся на лестницу. В доме стояла полная тишина; если здесь и были другие слуги, вели они себя тихо как мышки. Он спустился по лестнице, даже не пытаясь ступать тихо — в конце концов, его сюда пригласили, — и, пройдя по украшенному гобеленами коридору мимо других комнат и альковов, очутился в столовой, о которой говорил Эванс. У входа он остановился и окинул взглядом помещение.
Назвать эти чертоги столовой было все равно что окрестить ратушу залом для совещаний. Посреди комнаты стоял длинный стол на дюжину персон с массивными деревянными ногами в виде рыб. Под потолком на равном расстоянии друг от друга висело шесть огромных, больше человеческого роста, медных люстр тонкой работы — по десять свечей каждая. Дощатый пол медового цвета указывал на приличный возраст дома (впрочем, все следы от обуви были рачительно счищены песком и скребками). В большом камине, сложенном, как и стены, из красных и серых кирпичей, лежали за медным экраном поленья. Прямо над столом висела еще одна овальная люстра на восемь свечей. Должно быть, когда в этой столовой зажигают весь свет, подумал Мэтью, глаза приходится прикрывать очками с закопченными стеклами.
Больше всего его заинтересовала — и не на шутку встревожила — имевшаяся в комнате коллекция оружия. Над камином и по обе стороны от него сверкали на стене шпаги и мечи, расположенные в виде веера остриями вверх под небольшими остроконечными щитами. В каждой группе было по шесть орудий, общим числом восемнадцать. Некоторые клинки потемнели от времени и, вероятно, крови.
Мэтью решил, что задерживаться в этой комнате не стоит. Впереди, в дальнем конце столовой, он увидел одну простую закрытую дверь и двойную стеклянную, занавешенную бордовыми портьерами. Он прошагал мимо камина и коллекции оружия — мечи и шпаги, казалось, так и шипели со стен, — открыл двойные двери и вышел на залитую солнцем кирпичную террасу с кованой оградой и лестницей в сад.
Прямо под террасой был небольшой прудик с плавающими среди водорослей золотыми рыбками. В мутную воду сползла с камня черепаха. Мэтью двинулся по дорожке вглубь сада, дивясь разнообразию цветов и кустарников, а затем вновь вышел из прохладной сени деревьев на солнце. Со всех сторон чирикали и пели птицы. Тут и там стояли скамейки, зовущие путника присесть, однако после долгой тряской дороги сидеть ничуть не хотелось.
Вскоре, пройдя по одной дорожке, пересекавшейся с другой, Мэтью очутился перед высокой зеленой изгородью. Он прошагал немного вдоль нее и увидел кованые ворота высотой около шести футов с острыми пиками наверху. За воротами дорожка почти сразу скрывалась в дикой роще. Замок на цепи недвусмысленно указывал, что Мэтью туда путь заказан. Пройдя еще немного вдоль изгороди, он нашел вторые ворота, тоже запертые. Хмм… Судя по всему, хозяин решил ограничить изыскания своего гостя — осознание это было внезапным, как удар перчаткой по лицу. Что ж, не один мистер Капелл любит сложные задачки.
Мэтью зашагал дальше, отдавая себе отчет, что теперь ищет путь наружу. Вскоре он заметил красный промельк в ветвях ближайшего дерева: с ветки вспорхнул кардинал. Видимо, птицу напугало появление чужака, и она взмыла в небо навстречу солнечным лучам. Мэтью невольно восхитился ее грацией и ярким оперением.
Вдруг что-то пронеслось по воздуху. Раздался хлопок — словно кулак с размаху врезался в тело. На землю, кружась, полетели красные перья.
Кардинал исчез.
Крупная буро-белая птица уносилась прочь, сжимая в когтях алый комок. Резко взяв вправо, она скрылась за высокими деревьями.
Охотничья птица, сообразил Мэтью. Вероятно, какой-нибудь любимец средневековых монархов — сокол или ястреб.
Скорость полета и стремительность расправы поражали воображение. Явление смерти — пусть погиб не человек, а птица, средь бела дня, в залитом солнцем благоустроенном саду за высокими изгородями и железными воротами, — вселило Мэтью странную, глубинную тревогу. Оставалось лишь надеяться, что это не дурное предвестие, не намек судьбы на то, чем закончится грядущий ужин с Саймоном Капеллом. Вероятно, разумнее всего будет вернуться в дом, громада которого возвышается за его спиной, но разве миссис Герральд не велела ему двигаться только вперед? Ладно, пора выбираться из этого сада — и плевать на цепи с замками.