Королева Бедлама

Лоуренс Эванс пришел в ужас, когда час назад открыл парадную дверь и обнаружил за ней Мэтью. Ее заперли не просто так: гость явно не должен был покидать пределы дома и сада. Ах, сэр, как же вы там оказались? Вам не следовало там бродить, у нас ведь водятся дикие кабаны!

— Действительно, — ответил Мэтью. — Мне даже повстречалась одна свинья.

Умоляю вас об этом не распространяться, сэр! Мистер Капелл будет крайне недоволен, если узнает, что вам разрешили свободно гулять по владениям.

— Я никому не расскажу, обещаю, — заверил его Мэтью, а сам подумал, что хряк с большой дороги вполне может донести хозяину имения о встрече в лесу.

Спустившись по лестнице и повернув в коридор, Мэтью услыхал в гостиной голоса — едва различимые, как шепот на ветру. Он собрался с мыслями и духом, насколько мог, расправил плечи и решительно вошел в ярко освещенный зал восемнадцати клинков.

— А, вот и наш юный господин! — воскликнул сидевший во главе стола джентльмен, отодвигая стул и вставая, чтобы поприветствовать гостя. Оглушительно стуча каблуками сапог по дощатому полу, он подошел к Мэтью и добродушно протянул ему большую руку. — Саймон Капелл, сэр! Очень рад знакомству!

Мэтью ответил на рукопожатие. В результате его собственная кисть превратилась в безжизненную каракатицу, так сильно ее стиснули. При внушительном росте около шести футов трех дюймов Капелл был могуч и крепок, как скала, а во рту его сверкали крупные заостренные зубы, которым, казалось, ничего не стоило перекусить пополам бульдога. Большие глаза цвета топазов ярко блестели за стеклами квадратных очков. При таких выдающихся размерах очень странно выглядел его нос — классический английский, чуть вздернутый, словно бы оскорбленный запашком подгнивших фиалок. Над этим носом помещалась мраморная с голубыми прожилками глыба лба; редкие серебристые волосы едва прикрывали его заостренный череп, формой напоминающий стенобитный таран. Губы мистера Капелла подергивались и извивались, будто без конца формулировали искрометные мысли, но не успевали облечь их в слова. На нем был темно-синий сюртук с кремовым жилетом, белая сорочка и синий галстух с узором из красных и кремовых квадратов.

Словом, зрелище было поистине удивительное, но Мэтью пока не понимал, что представляет из себя этот человек.

— Садитесь! — воскликнул Капелл. — Вот сюда! — Правой рукой он хлопнул Мэтью по плечу, а левой указал на стул рядом с тем местом, которое он столь энергично освободил.

За длинным столом, заставленным серебряными подносами, чашами, приборами, тарелками и чашками, под ослепительным оранжевым светом люстр сидели еще трое. Справа от Мэтью — мисс Чарити Леклер. Напротив нее уже вставал, чтобы поздороваться, Лоуренс Эванс, чье присутствие за хозяйским столом означало, что он отнюдь не простой слуга.

Однако внимание Мэтью приковал третий человек, который предпочел не вставать: подтянутый лощеный денди лет тридцати со светлыми, почти белыми волосами, убранными в косичку и перевязанными бежевой лентой. Он ел ломтики яблока с крошечного серебряного подноса размером с ладонь. Пронзительно-зеленые глаза его скользнули по Мэтью безжизненно и равнодушно. Лицо имело красивые и благородные черты, однако было начисто лишено какого-либо выражения. На денди был бежевый камзол и сюртук, из ворота и рукавов которого вырывались пышные белые волны европейского кружева.

Мэтью уже встречал этого человека в городе — именно он швырял гнилые яблоки в лицо Эбенезеру Грудеру, прикованному к позорному столбу перед ратушей.

Безжалостный гренадер, подумал Мэтью и кивнул ему, однако ответным кивком удостоен не был.

— Позвольте представить вам графа Антона Маннергейма Дальгрена, — сказал Капелл, подводя Мэтью к столу.

Тут блондин все же соизволил кивнуть, но всем своим видом и расслабленной, полусонной позой дал понять, что новый знакомый ему ничуть не интересен. Он продолжал манерно, по-птичьи клевать ломтики яблока с подноса и равнодушно оглядывал Мэтью, пока тот садился за стол.

Капелл тоже сел, при этом натянутая широкая улыбка не сходила с его лица.

— Увы, граф Дальгрен почти не говорит по-английски. Он из Пруссии, настоящий… пруссак, если вы понимаете, о чем я. Верно? — Последнее слово было адресовано Дальгрену.

— Дас, — отвечал граф с густым, как Черный лес, акцентом, — наштоясчий пруссак. — Он даже чуть улыбнулся, показав на мгновение серые зубы.

Капелл взял со стола серебряный колокольчик и позвонил в него.

— Что ж, приступим к трапезе! Мэтью, надеюсь, вы проголодались?

— Да, сэр, — вымолвил Мэтью, а сам подумал, что хорошо бы теперь удалось поместить что-то в желудок, который словно сдавило железными обручами от волнения.

В следующий миг из двери справа потянулась процессия слуг — трое мальчиков лет четырнадцати-пятнадцати в белых сорочках и черных бриджах, две пожилые женщины в фартуках — и хлынула первая волна яств: ломтики дыни, пареные яблоки, клубника в меду, зеленый салат и прочие соблазнительные закуски. Разлили белое и красное вино, после чего Капелл поднял бокал и предложил тост:

— За новых друзей и новые успехи!