Королева Бланка

— Да, это многовато. По-видимому, народ очень обозлился на ваших учеников, как вы считаете? Смог бы разве он в противном случае осмелиться на такое душегубство? Однако, как бы там ни было, я поговорю об этом деле с моей матерью и с кардиналом. Уверен, они примут надлежащие меры. Прощайте, господа.

Профессора опустили головы.

Последствия конфликта оказались непредсказуемыми: преподаватели наук ушли из Парижа и разбрелись кто куда: в Тулузу, где Раймонд VII обещал открыть свой университет; в Нант, куда их давно уже приглашал герцог Бретани, и даже в Англию, где Генрих III недавно открыл Оксфордский университет. За ними ушли и студенты. Но большинство всё же предпочло не слишком отдаляться от Парижа, где имелись хорошие условия для жизни и получения образования: Рим должен был навести порядок и образумить королевскую власть. Ибо лишиться такого огромного богословского центра означало для короля потерю своего влияния и могущества.

И Рим вмешался, призвав к ответу королеву-мать. Что же это такое, в самом деле? Университет! Христианский институт, придающий авторитет монархии! Интеллектуальная столица христианского богословия — мечта Папы! Факультеты искусств, наук, теологии! Магистры, выходящие из стен университета, пополняли ряды высшего духовенства.

И вдруг — разом лишиться всего этого! Скандал, да и только.

Григорий IX писал легату, королеве и епископу Парижскому, требуя провести переговоры. Необходимо немедленно урегулировать это дело!

Бланка упорствовала. Кардинал попал между двух огней: желал угодить и королеве, и Папе. Епископ стоял за Рим.

Конфликт разгорался. Университет желал независимости и юридических привилегий; Бланка — авторитета и права блюсти порядок в городе.

И тут вмешался король. Ему уже четырнадцать лет, он воспитан в крайней набожности и страхе перед карой небес. Он встревожился: как бы Господь не упрекнул его в день Страшного суда и не отверг за то, что из его королевства исчезла учёность; это может пагубно отразиться на спасении его души. Он заплатил университету крупный штраф, возобновил привилегии и признал за магистрами и студентами право на забастовку, коли вновь разразится скандал и виновных не призовут к ответу. Кроме этого, он обязал горожан также заплатить штраф университету, возмещая моральный ущерб. Всё это — после буллы, присланной Папой. От себя же юный король заставил парижан принести клятву в том, что впредь они не станут причинять никаких огорчений представителям университета…

Так Людовик впервые проявил своеволие, не слушая мать и кардинала. Те не стали возражать — указание Рима!

Глава 22. Разменная монета

Изабелла не торопилась в Ангулем. Её деятельная натура не давала ей покоя. Примирение с королевской властью не входило в её планы (хотя и сыграло ей на руку, как скоро станет видно), и она сыпала бранью в адрес тех, кто поддался на эту акцию. Объяснялось это только одним: бароны отступили перед мощью, которую явила им новая власть. Её поддерживает, ей благоволит Рим. Ещё бы, крестоносцы бросили к его ногам мятежный Лангедок, а это новые епархии и десятки тысяч послушных Церкви христиан!

Помимо духовной стороны вопроса, королевская власть сильна войском, значительную часть которого составляют рыцари. Они пришли из Шампани и привёл их Тибо, верный союзник и защитник короны. Без него она не имела бы такой мощи, какую явила у стен Беллема. Шампань — правая рука Парижа; стоит её убрать, и он станет слаб и уязвим, как Антей, оторванный от земли.

Об этом и шёл разговор в замке герцога Бретонского в августе 1231 года. Собеседников двое — сам Моклерк и Изабелла Ангулемская. Её супруг выезжал на охоту, устраивал балы и пирушки; она тем временем плела сети новых козней.

— Графа Шампанского надлежит устранить, — стоя у окна, заявила она, в упор глядя на хозяина замка.

— Убить? — поднял на неё тяжёлый взгляд Моклерк.

Вскинув брови, Изабелла изобразила на лице улыбку.

— О чём вы, герцог? Кто здесь говорит об убийстве?

— Вы сами. Тибо наш враг, и вы только что дали понять, что его необходимо…

— Обезвредить, хотели вы сказать? Однако это вовсе не означает «убить». Тот, кто был врагом, при правильной постановке дела может стать верным другом или, если хотите, соратником.

— Я вижу, вы держите в голове некий план. Говорите.

— Нам следует переманить Тибо Шампанского на свою сторону.

— Это я уже понял. Вы ставите невыполнимую задачу. Вам ли не знать, как он влюблён в королеву? Перейти в наш лагерь — значит, изменить ей.

— Вместо этой любви мы предложим ему другую, ту, которая превратит его в нашего союзника. В объятиях юной Цирцеи старый ловелас быстро забудет свою Ипполиту.

— Полагаете, он не разгадает наш ход? Плохо же вы его знаете. Да и что означают ваши слова? Возмечтали подарить ему новую любовницу?

— У него хватает и своих; в такого рода услугах он не нуждается. Но у него нет жены.

Герцог устремил на Изабеллу долгий взгляд и, поняв, к чему она ведёт, торжествующе воскликнул: