Королева Бона. Дракон в гербе

Но тут же упала на пол и забилась в судорогах, ударяясь головой о паркетный пол. Ее камеристка, Катрин Хёльцелин, притаившаяся за дверью, услышав грохот, сперва просунула голову, а затем вбежала в комнату и, оттолкнув короля, принялась спасать свою госпожу. Она вытерла выступившую на ее губах пену, смочила виски благовонным настоем, однако, к удивлению Августа, даже не пыталась отнести больную на ложе.

— Позовите лекаря! Сейчас же! — крикнул Август. Однако камеристка сложила руки как для молитвы.

— Не надобно врача? — удивился молодой король. — Почему?

— Пожалуйста!.. — молила приближенная.

— Я должен уйти? Но почему же, почему?

Катрин Хёльцелин была в отчаянии. Сказать или молчать? Она предпочла ложь.

Припав к больной, она приподняла ей голову. Бившаяся в судорогах Елизавета задела за ножку кресла, и сквозь чулок потекла на сафьяновую туфельку струйка крови. Август постоял еще некоторое время, чувствуя себя совершенно потерянным и даже не совсем понимая, что же произошло. Но когда камеристка снова указала ему на дверь, безмолвно повернулся и выбежал из комнаты. Минуя анфиладу пустынных коридоров, он с разбега налетел на Марину.

— Бегите к королеве Елизавете! Ей плохо! — крикнул он.

— Послать за лекарем?

— Нет!.. Они не хотят лекаря. Только не лекаря… Помилуй бог! Все это выглядело очень странно! Я бы поклялся, что в моих объятиях был труп. Труп!

— Хорошо. Пойду узнаю, что стряслось, — пообещала Марина.

— Она слишком молода, так говорит ее камеристка. Может, и впрямь она чересчур молода?

— Ваше величество! Препятствием для объятий служит не слишком юная, а испорченная кровь, — отвечала та.

— Что это значит? Скажите! Я хочу знать. Неужто мать… Но Марина взглянула на него очень строго.

— Ваше королевское величество, вы забываете, какой подарок соизволила вчера дать невестке всемилостивая государыня.

— Ах, верно! Еще и это! Серебряная колыбель… Нет! Я этого не вынесу! Не вынесу!

Он резко повернулся и ушел. Только тогда Марина не спеша направилась к опочивальне Елизаветы.

Открыв дверь, она некоторое время смотрела на больную. Затем, войдя, повернула ключ в дверях и подошла к камеристке юной королевы.

— Приступ эпилепсии.

— Нет! Нет! — вскричала отчаявшаяся Катрин.

— Да. Я в этом разбираюсь и помогу вам.

В эту ночь над лежавшей без чувств Елизаветой они дежурили обе, не обменявшись между собою ни единым словом.

Посланец римского короля Марсупин поселился в одном из домов на Рыночной площади, поскольку Фердинанд поручил ему наблюдать за Елизаветой крайне осторожно, исподтишка, и не попадаться на глаза королеве Боне, явно неблагосклонной к молодым супругам.

Понимая, что его отчеты позволяют следить Габсбургам за ходом событий в замке на Вавеле, он как раз сочинял уже второе донесение в Вену, как вдруг, хотя был уже поздний вечер, раздался стук в дверь. На пороге стояла закутанная во что-то темное женщина, и, когда она откинула вуаль, он с изумлением увидел перед собой камеристку Елизаветы.

— Это вы?! — воскликнул он сердито. — Какая неосторожность! Я живу в городе, в стороне от всех, дабы уберечься от подозрений, а вы пришли сюда… Зачем? Что случилось?

— Самое худшее, что могло случиться сразу после свадьбы. Уже третью ночь королева спит одна.

— Как это так? Он оттолкнул ее? Сразу же?

— Нет, нет! Он пришел к ней в первый же вечер. Хотел остаться. Но… Она так разволновалась, что упала, — прошептала девушка.

— Упала в обморок? Санта Мадонна! Надеюсь, припадка не было?

— Увы, был. Я скрыла это даже от вас, потому что думала… Надеялась, может, в следующую ночь… Но нет. Едва он открыл дверь и вошел… она снова потеряла сознание.

— А он? — спросил Марсупин.

— На этот раз он ни о чем не спрашивал. Даже не подошел ближе. Сразу же покинул опочивальню.

— Вас об этом сегодня расспрашивали?

— Нет. Может, король не догадывается, что это приступы тяжелой болезни? Полагает, что она… очень чувствительна, слишком молода для супружества? Я ему так и сказала: «Слишком молода».

— Вздор! Ей семнадцать лет. Завтра, послезавтра все станет известным. Вы не можете объяснить принцессе, как важно, чтобы она любой ценой совладала с волнением? Чтобы?..

— Именно потому, что она знает, что ее ждет, и страстно желает этого…

— Какое несчастье! А я только что кончил очередное донесение. В нем сообщаю: «Молодой супруг очень красив и, кажется, обладает высокими достоинствами, однако до сих пор опасается матери. Зато король Сигизмунд обожает молодую королеву, а придворные не спускают с нее глаз. Немного терпения. Со временем придет и то, чего недостает со стороны старой королевы…» Я написал: «немного терпения» — и этого не изменю. Нельзя волновать венский двор.

— Однако же… Причина нешуточная.

— Но ее нет, запомните — нет! Делайте, что хотите, фройляйн Катрин! Супружество должно быть осуществлено любой ценой.

Катрин закрыла лицо обеими руками.

— О боже! О мой боже!

— Вы плачете? — удивился Марсупин.

Но камеристка открыла смеющееся лицо.

— Я смеюсь. Над вами. Над собой. Потому что можно, пожалуй, сделать только одно: погасить все свечи и залезть под одеяло вместо нее.