Она теряла сознание, бредила, и медик, дав знак вынести младенца, снова склонился над ней. Анна взяла ребенка на руки, и, когда несколько минут спустя его показали королю, который вместе с Кмитой находился в соседних покоях, он сказал:
— Накажите медикам, пусть приложат все старания, чтобы новорожденный сын наш…
— Государь, младенец очень слаб, — осмелилась повторить слова медика Анна, — но и так чудо, что после столь неудачного падения его высокочтимой матери…
Кмита, исполненный волнения, не дал ей договорить.
— Богом клянусь, я ни о чем не ведал. На руках бы ее отнес! Не допустил бы, чтобы она встала, шла сама…
— Я знал и не запретил ей охотиться, — помолчав, сказал король. — Бог мой! А ведь это сын, такой желанный… Королева очень плоха? — спросил он Алифио.
— Кто знает. Но все же…
— В сознании?
— Как сказать. Все зовет к себе королевича.
— Августа?
— Нет, Ольбрахта.
— Ольбрахта? — удивился король и вдруг громко сказал, почти крикнул: — Я должен там быть, должен ее видеть!
— Медик сказал, что сейчас королеве нужен покой, только покой.
Сигизмунд, словно не слыша этих слов, направился к опочивальне. У дверей обернулся и сказал:
— Велите, чтобы глаз не спускали с королевича…
— Разумеется, ваше величество, — заверил его Алифио.
Алифио вышел вместе с Анной, направлявшейся с младенцем в дальние комнаты. Кмита, оставшись наедине сам с собой, в ярости стучал кулаком о кулак, твердя:
— Как я мог! Как я мог ей позволить…
Вечер этого дня был мучительно долог. Медик то входил в королевскую опочивальню, то вновь возвращался к младенцу. По углам шептались придворные и разошлись лишь тогда, когда Алифио велел позвать Анну, не отходившую от королевы.
— Что-нибудь стряслось? — спросила она.
— Младенец совсем плох. Доживет ли до утра, неведомо.
— О боже! Светлейшая госпожа не вынесет такого удара!
— Медик делает все, что в его силах, даже больше. Но лесная чаща в Неполомицах не Вавель.
— О боже! — тяжело вздохнула Анна.
— Как быть — ума не приложу! — сказал Алифио. — Тут младенец вот-вот расстанется с жизнью, там — королева, которой я не решусь сказать о несчастье.
— Нет его еще, нет! Не каркайте! Уже лучше. Не правда ли? — обратилась она к вошедшему медику, но тот лишь низко склонил голову.
— Увы, — сказал он. — Только что скончался.
Анна не поверила. Она побежала к младенцу, оглашая покои громкими возгласами:
— Нет, нет! Не верю! Этого быть не может!
Медик взглянул на Алифио и беспомощно развел руками.
Прошло еще два дня, королева почти все время была в забытьи, и медики ни на минуту не отходили от ее ложа. И лишь на третью ночь уснула спокойным крепким сном. Проснулась ближе к полудню.
Марина, стоя у окна, глядела вниз, на двери домовой часовни. Глядела, как они медленно растворяются и по узкому внутреннему дворику тихо движется похоронная процессия — впереди придворный капеллан, за ним послушники в стихарях, а далее дворяне в черном. Четверо несли гробик. За гробиком, опустив голову, шел король в траурном одеянии. Шествие замыкали придворные дамы с черными вуалями и толпа дворян. Когда гробик внесли на порог часовни, Марина перекрестилась, и в ту же минуту отозвались колокола. Но их заглушил голос королевы.
— Что это? Звонят? РегсЬё? Уже полдень?
— Пойду спрошу, узнаю, — залепетала Марина, но королева подозвала ее к постели.
— Вечно ты изворачиваешься, лжешь! Смотри мне в глаза и говори правду. Его не спасли?
Бона была так бледна, так взволнованна, что камеристка всячески тянула с ответом.
— Светлейшая госпожа…
— Не спасли? — Пальцы ее впились в Маринину руку. — Нет.
— И теперь отпевают… хоронят… Может, уже похоронили? Без меня? Кто им позволил? Кто приказал? Не молчи! Говори!
— Сам король.
Бона не поверила, с удивлением глядела поверх Марины вдаль.
— Король — подтвердила Марина.
Отпустив Маринину руку, Бона в бессилии уронила голову на подушки. Через минуту девушка услышала глухой шепот:
— Сам похоронил. Сама убила. Как такое могло случиться? Мы — его. Долгожданного сына. Ольбрахта. Санта Мадонна! Если можешь — смилуйся над нами.
— Светлейшая госпожа, пожалейте себя.
— No! No! — крикнула она. — Никакой жалости! Нет жалости к тем, кто убивает надежду…
Бона уткнулась головой в подушки, и до самого вечера никто не услышал от нее ни слова. Только на следующий день она согласилась принять короля.
Еще через две недели королевна Ядвига с Анной и Дианой перед замком забавляли детей игрой в прятки. В игре принимали участие любимые собаки Сигизмунда, привезенные в Неполомице во время последнего нашествия чумы. Сидя у серебряной колыбели, няня следила за первыми шагами самой младшей королевны. Октябрь, подходивший уже к концу, выдался на редкость жаркий. Бона, сидя у окна, наблюдала за играми детей. Ее не сердили больше ни их громкие возгласы, ни веселый лай собак, и Марина, осмелев, решила, что пришла пора сообщить королеве приговор, который вынесли ей врачи.
— Королевна Катажина пригожа и сильна на удивленье, — начала она издалека.
— Вот-вот ходить начнет. Скоро колыбель снова опустеет… Кто знает, надолго ли?
— Медики говорят…
— Я тебя слушаю. Почему молчишь?