Королева Бона. Дракон в гербе

— Королева осуждает ныне всех и вся, — заверял канцлер Тарновского и Джевицкого. — То, что вчера было хорошим, нынче дурным стало.

— Мне самому довелось слышать, — вторил ему Тарновский, — как она сказывала полякам, мол, сдается, будто они вылеплены из иной глины, нежели все остальные…

— Каллимах для нее непревзойденным примером служит, ибо италиец. А меж тем по рукам ходит вот этот предерзкий трактат… — Шидловецкий показал гостям какой-то пергаментный свиток.

— Чей? Может, Кшицкого?

— Ох! — воскликнул канцлер. — Она его переманила на свою сторону. И его остроты уже не те.

Нет. Автор этого творения неизвестен. Называется „Советы Каллимаха“. К счастью, еще не распространено повсеместно.

— Любопытно, — произнес епископ Джевицкий. — И каковы же эти советы?

Шидловецкий развернул свиток и стал громко читать: „— король не должен допускать каких-либо новых привилегий для шляхты — власть его должна опираться на полную казну. Шляхетское сословие обязано платить подати на содержание постоянного войска. Теrtio — король жалует должности только честным сановникам, в случае же отсутствия таковых должности эти могут быть проданы через доверенных посредников. Quarto — бездельникам надо дать возможность выговориться, и Quinto — накормить и напоить всех надобно. Ибо от голодного поляка мало проку“. Джевицкий громко выразил неудовольствие:

— Да ведь это истинная насмешка над советами Каллимаха. Над его отнюдь не глупыми мыслями.

— Что ж! — заметил Тарновский. — Нам в Польше мысли этого италийца не по вкусу. Здесь не Милан, не Неаполь и не герцогство Бари. Здесь Краков.

— Королева нас, вельмож, ни во что ставит, — заявил канцлер. — А для ученых мужей и поэтов больше совершает Кмита в Висниче, нежели Бона на Вавеле.

— Кмита? Да полно же! Собирает вокруг себя каких-то людишек, вербует сторонников из мелкопоместных шляхтичей, крикунам пиры устраивает, — взорвался Тарновский.

— Полно! Не будем торопиться! — старался утихомирить собравшихся епископ. — Мы намеревались рассуждать о покойном Каллимахе и его советах, а не о живом Кмите… Но Тарновский с этим не согласился.

— Нет, — воскликнул он с жаром, — мы собрались, чтобы говорить о ней, прежде всего о ней!

Королева не видит опасности со стороны турок, противостоять которым мы ныне можем лишь в союзе с Веной.

— Значит, это правда, что целью своей жизни вы учинили борьбу с неверными? Новый крестовый поход? — допытывался Джевицкий.

— Ну конечно же! Именно так! — согласился гетман. — Я дал клятву изгнать их из Европы. И хочу я или не хочу — вынужден быть союзником тех, кто втянут в борьбу с полумесяцем. Уже сейчас! Сегодня!

— Королева обвиняет вас именно в этом: в союзе с Габсбургами, — прошептал епископ.

Тарновский побагровел.

— А мне и ее суждения, и ее дерзкое правление ненавистны. Такого не было, когда мои предки, Леливиты, давали советы Пястам. Никогда никто из них подкаблучником не был!

— Это правда, — вставил Шидловецкий, — она уже втихую раздает должности италийцам.

Назначает в епископства своих сторонников. Еще немного и…

— Помилуйте! — прервал его Джевицкий. — Неужто мы, зрелые мужи, дадим запугать себя женщине? К тому ж еще совсем молодой?

— У нее в гербе дракон, — бросил Тарновский.

— Но этот дракон держит в пасти младенца, — произнес епископ, вставая. — А я уже не младенец и не дам себя сожрать. Однако же трактат сей весьма опасен.

— Отчего же?

— Оттого, что помимо колкостей и насмешек заключает в себе зерна истины. А ведь вы, сдается мне, не желаете, чтоб зерна эти произросли на польской почве?

Он поклонился и вышел, а Тарновский с Шидловецким обменялись взглядами. Неужто женщина с драконом в гербе перетащила на свою сторону и этого?

Меж тем она жаловалась своему канцлеру:

— Нынешний год был полон несчастий и огорчений. Может, последующие будут лучше? Через несколько дней мы празднуем день рождения короля. Ему пошел шестьдесят первый год. А вскоре отметим и годовщину моего прибытия в эти края. Знаете, сколько лет миновало?

— Трудно поверить, но уже десять, — ответил Алифио.

— О да. Когда я думаю об этом, когда считаю ушедшие годы, я чувствую себя такой усталой, мне так хочется забыть обо всем…

— Может, уехать куда-нибудь на время? — спросил Алифио. — К примеру, в Бари. Там с Адриатики уже подул теплый ветер…

— Оставьте! — крикнула Бона. — Здесь предстоит мне столько свершений. После смерти Ольбрахта я была в отчаянии, но поняла одно: ожидать еще одного наследника трона — пустое.

Пора окружить истинной заботой того, который уже есть. Думаю, что следует с согласия литовского Совета возвести его на великокняжеский престол.

Алифио смотрел на нее с изумлением.

— Возвести на престол… малолетнего… отрока?

— Si. А почему бы нет?

— Государыня, согласитесь, этот замысел… чересчур смел.

— Смел? — в свою очередь удивилась она. — А какие же у меня могут быть замыслы? Несмелые?

— Будет много противников… Много недоброжелателей: Тарновский, Шидловецкий…